Уй, мне смотреть на него было холодно! А этот ничего, знай себе бегал, без суеты налаживая первую ночевку на большой земле. Хм-м-м… хм. Интересная какая мысль меня посетила. Стало быть, вовсе не обязательно мою медвежью шкуру рвать на британский флаг, кладя себя на алтарь уюта и выживания? Вон, стоило упасть без сил, и мужчина как-то бодро взялся за дело, причем оказалось, что руки у него прямые и растут откуда надо.

Занятно… занятно. И еще. Если он вполне способен сам справиться и со своим бытом, и с ребенком, то почему так не хотел меня отпускать? А? Если я ему не столько для выживания нужна, то… ой. Ну ой.

Не буду сейчас об этом думать, все равно мысли тяжелые и неповоротливые, как камни у кромки прибоя. Буду лежать, обнимать Кристинку — мне от ее присутствия на удивление уютнее и спокойнее, слушать ее постепенно стихающий сонный щебет и любоваться снующим по берегу мужчиной. Вон как у него красиво мускулы ходят на руках, на плечах, на загорелой гладкой спине… ой.

Я даже дернулась и попыталась сесть, чтобы протереть лапами глаза. В последний момент спохватилась, что чуть не стряхнула дочь на гальку. Успокаивающе на нее поурчала, а сама все таращилась на занятого по уши Айвена.

У него на спине не было никакой татуировки. Совсем. Но я же ее собственными глазами видела, собственным носом нюхала, собственными лапами щупала и даже почти лизнула! И у меня нет ни бреда, ни склероза. В таком случае куда она делась?! Стерлась? Полиняла? Отвалилась вместе с медвежьей шерстью во время оборота?

Хм-м-м… в последнем предположении есть здравое звено.

Когда Айвен с котелком густейшего, наваристого и горячего рыбного супа заполз к нам под скалу, я разбудила успешно прикорнувшую Кристинку, усадила ее в уголок и велела дуть в мисочку, пока варево не остынет достаточно для слишком чувствительного медвежьего носа и языка, а сама забрала свою порцию в берестяной плошке и спросила, как бы между прочим:

— Слушай, а ты в курсе, что у тебя исчезла татуировка на спине?

— Какая татуировка? — удивился мужчина и поднял на меня недоумевающие глаза. — Не было у меня никогда никаких татуировок.

Айвен:

Сначала я даже не понял, о чем говорит Злата. Решил, что она все еще бредит. Все же это было большой глупостью и самодеятельностью с моей стороны — вот так, без тренировки, понадеявшись на медвежью силу и выносливость, тащить через пролив свою дочь и же… женщину.

Да, у нас не было времени на более долгие приготовления. Да, Злате удалось убедить меня в том, что медведи прекрасно плавают и вполне перебираются через пролив даже без всякого плота.

Но! Я тут мужчина. Я принял решение. И это решение едва не стоило ей жизни. Как бы Злата ни храбрилась и ни делала вид, что все в порядке, она по-настоящему надорвалась. И едва не умерла.

Пока я не буду анализировать, почему это меня так напугало. Все потом. Но последствия налицо: она, вполне возможно, бредит. Не было у меня никогда никаких татуировок, тем более на всю спину.

— Но я сама видела, — уперлась Злата. — И это не бред, не смотри на меня так. Кристинка! Крис? Малышка, скажи, в тот день, когда мы купали папу в реке, у него была картинка на спине?

Кристина вынула мордочку из котелка с рыбным варевом, облизнулась и сонно прищурилась на меня, одновременно залезая поглубже ма… Злате под лапу. Очень явно задумалась, а потом уверенно заявила:

— Была картинка с мишкой и буквами.

Я озадаченно нахмурился. А потом пожал плечами:

— Ладно, с нами столько всего странного произошло, что картинкой больше, картинкой меньше — не имеет значения. Ешьте и давайте спать. Я прошел по берегу в обе стороны — тут нет удобного спуска с обрыва на много миль, и люди здесь не ходят. Прилив сюда не достанет, я проверил. Так что до завтра будем отдыхать и набираться сил, а потом пойдем уже искать, где выбраться наверх.

— Надо бы вещи разобрать-разложить, — пискнула было из миски с едой Злата, но я только фыркнул в ответ:

— Никуда наши вещи не денутся, умерь свой хозяйственный пыл. Я и так подозреваю, что мы слишком много нагрузили на плот, и это едва не стоило тебе слишком дорого. Так что завтра, все завтра. Заодно и пересмотрим еще раз весь груз, ненужное повыкидываем.

— Там нет ненужного! — Упрямая, набычившаяся, хотя и едва живая медведица выглядела смешно и немного трогательно. Ох уж эти женщины и их хозяйство…

— Ладно-ладно, завтра разберемся. У тебя уже хватит сил выйти из-под скалы ненадолго и попробовать хорошенько отряхнуться?

— Не знаю… Ты сам-то давай превращайся обратно, если мы собрались спать. Человеческим телом на голых камнях не полезно, знаешь ли.

— Догадываюсь, — я улыбнулся ее ворчливой заботе. Совсем как рань… как раньше, да. Я все больше и больше думаю о том, кто эта женщина и правда ли она не моя… нет, глупости. И не время.

Встал и, отойдя на пару шагов, за валун, скинул штаны. Немного повздыхал, высунулся обратно по пояс, чтобы видеть свою пришелицу, сосредоточился, глядя медведице в глаза. Без этого пока превратиться так и не получилось. Черт, как неудобно с этими раздеваниями-переодеваниями! Но ходить голым при ребенке я все равно не готов.

— Оппа! — оценила мой оборот Злата. — А ты сухой! Совсем. Так, поднимите мне веки… тьфу. Помогите мне встать. Айвен, куда пошел, дай сюда свои глаза. Я тоже так хочу. Крис, и ты давай превратись разок туда-обратно.

Ну, дочь долго упрашивать не пришлось, она моментально кувыркнулась, выпав из-под навеса, пару минут скакала голышом по берегу, уворачиваясь от моих лап и не обращая внимания на сердитые окрики Златы, потом озябла и так же быстро перекинулась обратно в медвежонка. И сразу притихла, забираясь обратно под скалу.

Злата же, упрямо выползая под моросящий дождик, какое-то время не могла сосредоточиться и, как мне показалась, с трудом осилила оборот. Я было отвел глаза, чтобы не смотреть на обнаженную женщину, но тут она покачнулась, и я плюнул на все, тем более что мне, медведю, собственно, грозит? Захочешь — не соблазнишься.

И… воспользовался случаем, обнял ее обеими лапами, пряча хрупкую человеческую плоть своим собственным телом от ветра, дождя и холода. И украдкой вдыхая запах, знакомый и незнакомый одновременно, близко-влекущий и неуловимо чуждо-притягательный…

— Это ты нарочно шерстью отгородился? — ехидным шепотом спросила эта… бесстыдница. И посмотрела на меня снизу вверх хитрым-хитрым взглядом. Я шумно вздохнул и, вдруг почувствовав себя сущим мальчишкой- хулиганом, лизнул девушку в ухо.

— Ой! — изумилась она. А потом радостно захихикала: — Щекотно…

— Превращайся, щекотница, — велел я. — Нечего на холоде голышом стоять.

— Бу-бу-бу… — Смеющиеся глаза снова сверкнули в мою сторону лукавыми искорками. А потом прямо в моих объятьях девушка словно растворилась. И в следующую минуту медвежий горячий язык лизнул меня самого в нос. А потом меня куснули за шею, шаловливо и дразняще.