– Не отказывал ли тебе великий князь в роспуске собора? – неожиданно промолвил Федорин.

Волхв откинулся на спинку кресла, улыбнулся:

– Уже успели напеть, да? Имей в виду, наш покойный князь, да пребудет он в светлом Ирии, не зря Велемудром был наречен. Он не отказывал. Я бы добавил, что все шло совсем к противоположному. Наша с ним беседа, увы, осталась незавершенной. Надеюсь, его преемница не посрамит памяти отца и сделает правильный выбор.

На том аудиенция была окончена. Иван поймал себя на мысли, что ему жаль Василису. Какой бы она ни была, а со смертью отца попала в самое пекло. Теперь взрослые дяди, охочие до власти, ее замордуют…

Рогволд, глядевший вслед сыщику и парню, как ни странно, тоже думал о княжне: «Девица юная, да не по годам сообразительная. И характером не в тихого тятьку. Войдет в зрелую пору – кремень будет, а не правительница. И к старшему колдуну княжества каждую седмицу неспроста хаживает. Уж он-то, голова магического сыска, ее наущает… Куда катится добрый Легендоград!»

– Думаю, теперь надо потолковать с Ярием, – сказал за дверью Радогаст.

– С кем?

– С воеводой. Ты его уже видел.

Сыскарь и дембель поднялись на второй этаж.

Он был еще роскошней первого. Ковры, занавески, отделка стен – все отличалось дороговизной и, как решил Иван, пафосом. В конце длинного коридора Старшой заметил какое-то движение. То ли проныра-колобок прокатился, то ли кошка пробежала. В полумраке не разобрать.

У покоев воеводы стояло сразу четверо охранников. Нынче во дворце краснокафтанников было пруд пруди, но Иван выделил эту четверку из общей массы стражей. Высокие, мощные, в полном боевом облачении, без смехотворных секир. «Типа спецназа, – подумал старший сержант. – Егору в драке с ними пришлось бы туго». Воронежец невольно находил аналоги всему, с чем сталкивался в Легендограде. Федорина парень окрестил оперуполномоченным или следователем, дворцовую стражу «вохрой». И вот теперь – спецназовцы.

– Кто с тобой, Радогаст? – учтиво справился один из дюжих молодцев.

– Мой человек, не волнуйся, – просто ответил сыскарь, и охранники расступились.

Воевода разгуливал по персиянскому ковру и, когда Федорин с Емельяновым вошли в кабинет, остановился, ожидая, что они скажут Ярий был хмур. Широко раскрытые красные глаза свидетельствовали о дикой усталости и нервном возбуждении. «За что же это все мне?» – спрашивал взгляд воеводы. Из разговоров Радогаста с челядью Иван услышал мельком, что именно главному солдату княжества выпала ноша временно заместить погибшего Велемудра. Легендоград не мог оставаться без руководителя. Федорин всю ночь нагло посылал докучливых вельмож к воеводе. Те морщились и ретировались. Исполняющий обязанности явно не пользовался популярностью при дворе.

– Ну? – хрипло спросил Ярий, не дождавшись от сыскаря ни слова.

– П-плохо выглядите, господин воевода.

– Я не девица, чтобы красоваться, – буркнул бывалый ратник. – Ну, Велемудр! И померев, не дал мне спокойного житья! Навалились, демоны… Скорей бы ценат проголосовал за нового князя… или княгиню.

– Знаете же, что вам все же придется побыть первым человеком Легендограда.

– И я желаю сложить с себя эти почетные обязанности как можно быстрее. – Воевода рубанул рукой воздух. – Я разослал вестовых на границы. Понимаешь, сыскарь, что я в любой миг жду нападения? Не случается подобных умертвий просто так. Мнится мне, как бы не латунский заговор сие был. Мое призвание – поле брани, а не этот дурацкий терем. Меня воротит от этой бессмысленной роскоши! Ярий заводился сильнее и сильнее, пока не перешел на рычание. При этом усы его топорщились, как две бешеные щетки.

– Я вас отлично понимаю, господин воевода, – заверил Радогаст. – Только убийца, увы, не наследил, а намеки, оставленные великим князем, пока не поддаются толковому объяснению.

– Поспешай, сыскарь, – повелительно сказал ратник. – Горе государству без всенародно признанного головы. Слетятся вороны, помяни мое слово. Сильно подозреваю, что за гибелью Велемудра нашего, распахнись пред ним Ирий, стоят волхвы глупые да ценаторы обнаглевшие.

– Сговор? – Пытливый взгляд Федорина вцепился в серое лицо воеводы.

– Он самый, – тихо и как-то проникновенно ответил Ярий. – Дошло до меня, дескать, ценаторы встречались с волхвами и обещали им роспуск собора, самим Путятой учрежденного, в обмен на благоволение богов к новой власти, без князя обходящейся. Не далее как седмицу назад таковая тайная сходка была. При всемерном участии Гордея и Рогволда.

– Что ж, спасибо тебе, господин воевода. Неожиданная весть… – промолвил Радогаст.

Старшой решил было, что разговор окончен, но у сыскаря нашелся неудобный вопрос и для Ярия:

– В-вы человек прямой и открытый, потому я не стану выписывать кренделей и п-просто уточню одну вещь. При дворе болтают, что вы люто ненавидели Велемудра. Это так?

Воевода не отвел взгляда и ответил почти сразу:

– Так.

– За что же?

– Не твое собачье дело, сыскарь. А коли ты меня подозреваешь, я тебе прямо и скажу: я предан этому городу, этому княжеству и никогда, сам Перун тому будет порукою, не содею скверного. Пусть великий князь и нанес мне обиду, но скорей Раздолбалтика поглотила бы град Путяты, чем я сразил бы Велемудра. А сейчас поди прочь, не навлекай моего гнева. И ищи шустро, вынюхивай, пес смердящий. В помощи не отказываю. Токмо бы ускорить передачу власти.

Радогаст и Иван вышли от Ярия потные и красные, будто мешки ворочали. Тяжел был характером воевода, зело тяжел.

Сыскарь провел еще много кратких бесед, но Иван практически не запомнил ни имен, ни званий людей, терзаемых Федориным. Он буквально засыпал на ногах. При разговорах он присутствовал совершенно номинально, клевал носом и боролся с неуместными зевками. В конце концов в мысленной картотеке Старшого остались всего три карточки: боярин Гордей, волхв Рогволд и воевода Ярий. Прочие фигуранты проигрывали названной троице по всем статьям. Нет, естественно, Иван помнил, что в типичном детективе убийцей будет садовник, а виноватым – стрелочник, но слишком уж яркими были взаимоотношения главного ценатора, верховного жреца и воеводы между собой, да и с покойником тоже. Проблема была в том, что парень никак не мог представить никого из них пыряющим старика-князя в брюхо.

Впав в сонную задумчивость, Емельянов-старший теребил губу.

– О чем размышляешь? – поинтересовался Федорин на выходе из княжьего дворца.

– Странно все это и… э… сверхъестественно, – сформулировал мнение Иван.

– Да, дерзкое преступление. И ужасно, что жертвой пал великий князь. Такова их планида: то в карете взорвут, то шарфом задушат, то ножом пырнут, как сегодня… – Радогаст поморщился, вспоминая уродский зал. – Но ничего сверхъестественного я в этом не вижу.

– А кумиры плачущие?