— Мне жаль тебя. Видно, так слаб ты в вере, что Бог ради того, чтоб ты вовсе не пропал, протянул тебе Свою руку. Блаженны не видевшие и верующие. Да, видно, по немощи твоей все это. Молись и внемли себе.

Когда я услышал об этом позже, то подивился рассудительности старца. Одним словом он оберег ученика от гордости.

Когда у нас уже было небольшое монашеское братство в Бостоне, с нами связалась одна скорбящая мать. Ее трехлетний ребенок болел раком. Она звонила и писала нам: кто-то рассказал ей о монастыре, и она просила помощи — наших молитв о ее сыне. В надежде на чудо она посылала нам одежду малыша, чтобы мы приложили к мощам, прочли молитвы и отослали ей. Мы посылали ей масло от мощей св. Нектария, св. Иоанна Русского и утешали ее как могли. Она была гречанкой, но родилась в Америке и не знала хорошо греческого языка. Часто, по телефону, она спрашивала нас: почему же ребенок родился больным и за что так страдает малыш. Почему Господь попускает страдать невинное создание? Мы отвечали ей: таковы суды Божии, и мы не можем постигнуть это. Но она все спрашивала: «Нет ли человека Божия, который дал бы мне на это ответ?» Мы отвечали, что мы люди грешные и не знаем такого человека. И поскольку она часто нас об этом спрашивала, однажды я ей сказал: «Не траться так на телефонные разговоры. Мы молимся о вас непрерывно, но Бог не слышит нас. Здесь, в Америке, мы не знаем человека, который бы мог ответить на твой вопрос. В Греции есть один старец, на том же острове, что и св. Нектарий, но это очень далеко, и он к тому же не знает английского языка.»

Не теряя времени, она села в самолет и отправилась в Грецию, добралась до Эгины, нашла таксиста, кое-как знавшего английский, и поехала в скит старца. Не найдя его там, она вернулась в город и увидела старца на дороге. При помощи таксиста она рассказала старцу о своем горе и о том, что узнала о нем от нас.

Старец сказал ей:

— Из-за тебя болеет малыш, ты же сама оставила законного мужа и взяла другого. И не муж твой расторгал брак, но ты полюбила другого. И чего же ты еще сетуешь? Твой сынок невиновен. Он спасется и будет с Ангелами. Но и ты, если захочешь, спасешься. Бог всех любит и всех хочет спасти. Он дает тебе возможность покаяться и спастись.

Разве до болезни сына задумывалась ты о Боге? Ходила ли в церковь? Крестилась ли? Теперь же ты молишься. И даже в самолет села и такой путь проделала, чтобы поклониться мощам св. Нектария и попросить о помощи. Если б у тебя не было этой боли, то о Боге бы и не вспомнила. Да, теперь, если захочешь, то исправься и будь хорошей христианкой. Твой малыш к Богу пойдет, он не останется больше в этом бренном мире, но ты не печалься. За все Бога благодари и прославляй.

Когда она вернулась, то позвонила мне и рассказала о своей встрече со старцем. Вскоре умер ее ребенок, как о том ей сказал старец. И как мог я, грешный, знать о жизни этой женщины!

Когда я сам был у старца, то услышал его рассказ о старце Мисаиле и о других святых людях, с какими ему приходилось встречаться.

Мисаил был женат и имел семью. Но он достиг такой высоты в молитве, что каждый четверг уходил ночью из села, поднимался на одну из окрестных гор, которые все были усеяны развалинами древних монастырей и маленькими часовнями. Когда восходило солнце, он был уже на одной из вершин, и там, в какой-нибудь часовне, он стоял с воздетыми к небу руками до заката солнца, не двигаясь с места и не опуская рук. Так он исполнял слова псалмопевца: «От стражи утренния до нощи да уповает Израиль на Господа».

Слушая это, мы дивились тому, что до наших дней дожили люди с такой любовью к Богу и молитве. Мне пришел на память святой Арсений Великий, стоявший с вечера до утра с воздетыми руками, и святая Ирина Хрисоволаиду, которая пребывала в молитве с поднятыми руками по десять-пятнадцать часов, так что бесы из зависти называли ее «Ирина-деревяшка» (по-гречески, «Ирини-ксилини»).

Часто, когда старец рассказывал нам о Мисаиле, то спрашивал:

— Как мог необразованный человек с Востока, не знавший греческого языка, без книг, достичь таких высот в умиленной молитве?

Мы не знали, что и ответить, отвечал сам старец:

— Усердием! Он был усердным. Услышав слово в церкви, строчку из псалмов, он тотчас исполнял их. Он не ленился. Он не оставлял на завтра то, что мог сделать сегодня. Так с помощью Божией (ведь без Бога мы ничего не можем сделать) он достиг этого. Бог дает благодать свою тем, кто настойчиво ищет ее.

Старец рассказывал и об о. Иоанне, который служил с таким умилением, что все присутствовавшие плакали, и когда кончалась служба, то пол церкви был мокрым от слез.

Некоторым это могло показаться невероятным, но я, слушая старца, вспоминал свою бабушку (Марину- паломницу) и других беженцев из Каппадокии, они собирались у бабушки и вместо бесед и застолий начинали плакать со вздохами и всхлипываниями о Распятом Господе. Их глаза превращались в источники слез, и они совершенно отрывались от окружающего мира, переносясь мысленно к Голгофе и ко Гробу Господню. В эти моменты их ничто не могло отвлечь от молитвы, можно было легко войти в комнату, взять что-нибудь и уйти, они не замечали ничего, таково было их внимание и умиление в плаче и молитве.

Однажды старец Иероним спросил меня:

— Как ты, юноша из Америки, приехал в Грецию и стал монахом?

Я рассказал ему о своей бабушке Марине. Оказалось, ее знал и старец.

— Ну, раз ты вырос с моими соотечественниками, тогда понятно, как ты стал монахом. Они все были очень благочестивые люди: постились, молились со слезами, подвизались ради спасения. В сравнении с Грецией наши деревни походили на монастыри. Нельзя было услышать мирских песен на улицах и в домах христиан. Если бы какой юноша дерзнул пропеть мирскую песню, тотчас старшие сказали бы ему: «Грех, грех!» и тут же начали бы духовные песнопения. Пожилые сложили на турецком диалекте песни духовного содержания — о житии св. Алексия человека Божия,