Таким образом, демографический переход следует понимать как комплекс реакций на мощный импульс к приросту, следующий за ослаблением системы связей и ограничивающих факторов, присущей традиционному типу воспроизводства. Тогда можно будет объяснить, почему сокращение рождаемости запаздывает в Англии — родине современного индустриального подъема, но происходит очень рано во Франции, которая оставалась сельской страной вплоть до середины XIX в.; или почему в Ирландии, где восстановление демографического равновесия происходит посредством эмиграции и поздних браков, снижение брачной рождаемости отмечается позже, чем на Сицилии, жители которой могут выбрать миграцию, но не могут изменить брачность, которую определяют правила, глубоко укорененные в обществе. Иными словами, путь народонаселения к типу воспроизводства с низкой рождаемостью и низкой смертностью может варьироваться: он не обязательно следует логике процессов и последовательности явлений, предполагаемых парадигмой демографического перехода.

Причины значительного увеличения продолжительности жизни во время «долгого» девятнадцатого века одновременно и очень просты, и весьма сложны. Если вспомнить, что накануне Первой мировой войны Кох, Пастер и целая когорта микробиологов обнаружили источник самых страшных инфекционных болезней и выделили соответствующие культуры; что медицина и здравоохранение вышли на новый уровень организации, повсеместно распространяя элементарные медицинские знания; что наука проникала повсюду и влияла на поведение людей, особенно на уход за детьми и их воспитание; что питание заметно улучшилось, а количество материальных ресурсов на душу населения выросло примерно втрое по сравнению с началом XIX в., — то никого не удивит тот факт, что ожидаемая продолжительность жизни прирастала на два-три месяца за календарный год.

Сложно как раз упорядочить тесно сплетенные между собой причины сокращения смертности, прояснить, какую роль сыграло в этом процессе повышение жизненных стандартов, в особенности — улучшение питания; как повлияли на него медицинские открытия и их применение на практике; в чем выразился вклад общественного здравоохранения; как проявились перемены в поведении отдельных людей. Несмотря на то что причинно-следственные связи крайне запутанны, исследователи все же предпринимают попытки по возможности выделить вклад, внесенный теми или иными факторами. Этот исторический опыт поможет понять проблемы, стоящие в современную эпоху перед населениями с высокой смертностью.

«Вкус к жизни у стариков предшествовал прогрессу в медицине», — пишет Ариес. В самом деле, изменившееся отношение к смерти в XVIII — начале XIX в. стало довольно важным фактором прогресса еще и потому, что «растущая сложность общественной жизни заставляет чаще, чем в прошлом, прибегать к эрудиции, к интеллектуальным и организационным способностям, которые не зависят от физических возможностей человека, а значит, и от возраста». Но почему это изменившееся отношение привело к тому, что долголетие из химерической мечты стало вполне осуществимой целью? Прояснить вопросы, связанные со смертностью, позволят нам четыре момента, речь о которых пойдет далее.

ОСЛАБЛЕНИЕ КРИЗИСОВ ВЫЖИВАЕМОСТИ

Ослабление кризисов выживаемости, как уже было сказано, можно поставить в связь с результатами аграрной революции, то есть повышением производительности, способствовавшей смягчению вреда, наносимого ежегодными колебаниями урожайности. Колебания урожайности, а следовательно, и цен на зерновые продолжают оставаться значительными на протяжении всего столетия (и по-прежнему не перестают влиять на смертность), но они ощущаются меньше, чем в предыдущие века: их сглаживает интеграция рынка, а постоянно возрастающее разнообразие режимов питания уменьшает его зависимость от производства зерновых — хотя тут и имеются многочисленные исключения. Чтобы дать представление о важности обмена, отметим, что в 1878–1879 гг. экспорт пшеницы из России достиг 20,6 млн тонн, что на 50 % больше всего зерна, произведенного в Италии за означенные два года; импорт пшеницы из Германии в 1875–1879 гг. составлял более 1/5 собственного производства. Последний кризис выживаемости общеевропейского масштаба имел место в 1816–1817 гг. и был связан с тяжелейшими погодными условиями, ростом цен, появлением тифа; он, разумеется, вызвал повсеместное увеличение смертности. Последующие кризисы приобретают относительно локальный характер и касаются регионов, где аграрная революция запоздала.

В Ирландии случился типичный мальтузиански окрашенный кризис, характерный для традиционного типа воспроизводства, — мы уже неоднократно упоминали о нем. Население острова с начала XVIII в. до переписи 1841 г. выросло втрое, достигнув 8,2 млн жителей. Их режим питания базировался преимущественно на картофеле. Уже в предшествующие десятилетия обозначились признаки перенаселения, вызвавшего повышение брачного возраста и умеренную эмиграцию. Но замедление демографического прироста не предотвратило катастрофы: в 1845 г. вредоносный грибок снизил урожай картофеля, а в 1846-м совершенно уничтожил его. Зима 1846–1847 гг. принесла с собой нищету и голод, эмиграцию и тиф; считается, что во время Великого голода погибло от 1,1 до 1,5 млн чел. свыше обычного уровня смертности. Кризис привел к массовой эмиграции, и с 1847 по 1854 г. в среднем 200 тыс. чел. ежегодно покидали остров. Влияние этого кризиса, может быть, самого страшного в истории Европы, оказалось долговременным, за ним последовала не только непрекращающаяся эмиграция, но и смена типа воспроизводства населения: повышение брачного возраста и распространение целибата. К 1901 г. население острова сократилось до 4,5 млн чел. — вдвое по сравнению с годами, предшествовавшими Великому голоду.

В XIX в. отмечались и другие кризисы выживаемости; хорошо исследованы кризисы, поражавшие Финляндию в 1860-е гг.: в 1862 г., 1865 г., сильнее всего — в 1867 г. Если кризис 1862 г., последовавший за рядом урожайных лет, не имел значимых последствий, то два других оказались трагичными: в 1868 г. количество смертей возросло втрое по сравнению с нормальным уровнем, а в 1866–1868 гг. убыль населения составила 9 %. И снова высокая смертность сопровождалась вспышками тифа. В России голод 1891 г., поразивший главным образом земли, где выращивались зерновые, вызвал серьезный кризис смертности, отразившийся даже в общей статистике этой обширной страны. В самом деле, в 1892 г., отмеченном также и эпидемией холеры, количество смертей выросло на 20–25 %. И все же речь идет об исключительных случаях: кризисы выживаемости даже в отсталых сельскохозяйственных регионах Европы случаются все реже и являются все менее тяжелыми с демографической точки зрения.

УЛУЧШЕНИЕ ПИТАНИЯ

Уровень питания в целом тяготеет к улучшению не только потому, что практически прекращаются кризисы выживаемости, но и потому, что улучшается повседневная диета. Накануне Первой мировой войны положение определенно меняется к лучшему почти повсеместно в сравнении с началом XIX в., о чем свидетельствуют как прямые, так и косвенные показатели. Увеличивается семейный бюджет и уменьшается квота расходов на питание, что является надежным показателем повышения уровня жизни (расходы на питание при повышении бюджета возрастают в меньшей пропорции); рацион питания обогащается: увеличивается доля калорий, источник которых составляют не зерновые; возрастает потребление мяса. В конечном итоге, высокий уровень питания является необходимым — хотя и недостаточным — условием достижения высокого уровня продолжительности жизни. И тут следует занять какую-то позицию по отношению к довольно распространенной, высказанной Маккьюном точке зрения, которую я окрестил «алиментарной гипотезой»[31]. Согласно этой гипотезе, ускорение прироста, наблюдаемое с XVIII в., связано прежде всего со снижением смертности, но данное снижение нельзя объяснить ни прогрессом в медицине — неощутимым (за исключением вакцинации от оспы, открытой Дженнером в 1798 г.) на протяжении всего XVIII в., да и позже, — ни изменениями в общественной и личной гигиене (которая в иных случаях, например, в больших городах, даже ухудшилась), ни другими факторами. Настоящей причиной было улучшение питания: повысив сопротивляемость организма инфекциям, оно вызвало увеличение продолжительности жизни.