Не хватало медленных, плавных движений тонких, почти детских рук, которые даже с напильником выглядели изящно и невероятно притягательно. Не хватало изящного, совсем не мужского поворота головы, нелепой, семенящей походки, мягкого светлого пушка на скуле... Брюнетистая моя родня просто выводила из себя.

Язвительных её слов тоже не хватало. Не сказать, что «дубина» и «дуболом» уж очень ласковые слова. Но иногда тосковал и по ним... А больше по её голосу - сильному, певучему, который в академии она всегда делала тише.

Только и оставалось ждать ночных встреч, чтобы рассматривать сквозь прозрачную темноту тонкую фигурку, изящные, смягчённые сном черты лица, по-детски приоткрытые губы.

В общем, причин тосковать было много, а тот, кого я ждал, кто мог мне помочь и дать ответы на многие вопросы, всё не приезжал.

Бал меня интересовал мало. Поэтому залитый светом холл при входе не стал для меня поводом для любования и восторженных вздохов, что слышались от родни. Меня интересовала только Лиззи. Я внимательно всмотрелся в людей, что шли к хозяевам, стоявшим на верхней площадке лестницы, огляделся по сторонам, но её не увидел, как ни вглядывался.

Но она же была здесь, в этом доме, когда в последний раз я перемещался к ней ночью?

Пожалуй, будет прилично воспользоваться маленьким магическим ветерком и отправить его путешествовать. Вдруг он принесёт мне знакомый запах? Столько вокруг лакеев и других слуг, что маленькое заклинание вполне потеряется среди их бытовых заклинаний.

Я уже поднимался по парадной лестнице, когда мой ветерок вернулся ко мне. И точка, из которой он вернулся, была выше и немного в стороне от хозяев сегодняшнего вечера. Запах, родной, теплый, малиновый, вернулся от занавеси. Она спряталась? Сама? Или её кто-то спрятал? Почему её не пустили к гостям?

Не понимая толком, что говорю, рассыпался в любезностях перед Ольгой Леоновной. Надеюсь, не наговорил ничего лишнего, а то было бы неприятно. Всё моё внимание занимала синяя ткань.

Неподвижная, сплошная, не вызывающая подозрений.

Но новый ветерок в ту сторону снова принёс знакомый запах с ноткой адреналина. Страх ли это был, злость или ещё что-то, понять не удалось - на меня спикировала, словно хищная птица, Марая Делегардова.

Она вцепилась в мой локоть и при этом так бурно любезничала с моей маменькой, что та бросила на меня вопросительный взгляд. Я только глаза закатил к потолку - да что она первая, что ли, вот так пытается показать то, чего нет и в помине? Зато отцу это представление явно нравилось - он казался довольным и даже слегка улыбался.

Меня же всё ужасно злило. И главным образом потому, что я так и не смог понять, где Лиззи и что с ней.

Бальный зал шумел тихой приливной волной, и, казалось, под завязку набит людьми. Но это только казалось. Потому что всё новые и новые группы гостей заходили вслед за нами и как-то размещались, не создавая толпы.

Висящая на мне и весело болтающая Марая перестала злить, когда я понял, что иметь такую девушку рядом - всё равно, что иметь щит. Щит от других подобных ей девушек. Ответов на свои вопросы и замечания она не ждала, вернее, они ей были не нужны. И это хорошо: меньше мешает мне. И я снова пустил маленький ветерок гулять, теперь уже по залу.

Лиззи обнаружилась у стены, рядом с толстячком, круглым и каким-то сияющим - и лысина его, и радостная улыбка говорили, что их хозяин счастлив. Именно в его локоть вцепилась Лиззи. Я скосил взгляд на Мараю. И хоть на лице моей девочки цвела улыбка и спина была прямая, но нюх меня не подводил - она явно чего-то опасалась.

Этот круглый мужчина, очевидно, отец. Тот самый удачливый купец, о котором мне принесли немало слухов, стоило только проявить интерес. Я внимательно, насколько это возможно было сделать в танце, рассматривал его. Абсолютно ничего общего с дочерью. Даже удивительно. Может, она приёмная?

Во время второго танца, на который я пригласил девушку, что стояла справа от Мараи, я всё же заметил в чём было сходство отца и дочери - они абсолютно одинаково улыбались.

Моя Лиззи улыбалась! Я тоже невольно заразился хорошим настроением - раз она улыбается, значит, всё не так уж плохо.

- Это неприлично, - раздался у меня под носом голосок.

Кто это? А, да, девушка, с которой я танцую.

- Что? - переспросил с недоумением.

- Это неприлично - пригласить на танец меня, а смотреть всё время на другую.

Бледное невзрачное существо, блистать которому помогали только драгоценности. Взгляд обиженный, нижняя губа, как у ребёнка, выпятилась вперёд - вот-вот расплачется.

Вот как?

- Простите, вы правы, сударыня. Пройдёмте, - и я тут же повёл в ту сторону, где пригласил это недоразумение на танец.

- Простите, извините, виноват, - пришлось раскланиваться с теми, кому наше продвижение мешало танцевать.

- Благодарю вас, - кивнул я девице, у которой уже даже ресницы промокли от обиды и гнева, и обратился к её матушке, что возмущённо раздувалась, готовясь сказать что-то об оскорблении, нанесённым коварным мной. - Ребёнок очень впечатлителен, ей нужны успокаивающие капли. Возможно и на бал рановато. Вон и слёзка вот-вот брызнет.

Дама рот закрыла, хотя гнев всё ещё бурлил в ней. А не надо было этой малявке меня воспитывать! Я родителям своим этого не позволяю, а уж таким вот бледным поганкам тем более. Что она такого напридумывала себе?

Но в мой локоть вновь вцепилась Марая, сияя радостной улыбкой. Эти руки - словно клещи, и опирается она на мою руку, как на последнюю надежду, - всем весом. Покосился на её фигуру. Вроде небольшая. Что ж такая тяжёлая?

Впрочем, не важно.

Снова стал оглядывать зал в поисках Лиззи. Встретился с гневным взглядом своего отца -он наблюдал всю сцену, когда я волочил обидчивую глупышку к её матери, и мне ещё выскажут за это. Ох, можно подумать, опозорил - не дотанцевал танец! Да она найдёт себе кого-нибудь, найдёт. Не с сеновала же я её привёл. Такая барышня точно найдёт себе мужа, вцепится в него, как вот Марая в мой локоть, а потом всю жизнь будет его воспитывать. Если никаких выводов из моих слов не сделает.

Взгляд нашел что искал - вот и моя девочка. Да только рядом с ней Вольдемар. Сердце кольнуло тонкой иглой. Княжич смотрит, что-то говорит, подаёт фужер с шампанским. Но Лиззи спокойна, ни единая черта на лице не дрогнет, улыбки как никогда и не былвало. И тугой комок, что мешал мне дышать всё это время, распустился. Можно перевести дыхание

- всё хорошо.

Только одна тяжесть и мешает - тяжесть на моём локте. Да что там такое? Глянул - Марая. Ну да, как мог забыть эту сяющую улыбку, ресницы, что взметают воздух, румянец этот на почти детских щеках.