Девка со странным, чумазым, перекошенным лицом обеими руками вцепилась в ствол вскинутого ей навстречу дробовика. Витя бахнул, чуть не попав ей в морду, но трясший его малец и внезапный рывок рук толстухи увел картечь в сторону. Теперь оставалось только удержаться на ногах, что было очень непросто. Девка тянулась к лицу, клацая челюстями, и только упершийся магазином ей в грудь дробовик мешал девчонке дорваться до свежего мяска. Все силы уходили на то, чтоб удержаться, не упасть только, ясно было, что, лежа, отбиться не выйдет. Прошибло не то что холодным – ледяным морозным потом, с инеем по всему туловищу. Сумел только скосить глаза – Ирка с белой как простыня, свирепо ощеренной физиономией вскидывала свою помповушку.

– Нет… Не ружье… Пистолетом! Пистолетом! Брызги… Нельзя… – с усилием, словно из-под земли выдал задыхающийся Виктор.

Ирина все же поняла мысль, хапнула свою кобуру, выдернула оттуда ПМ и с метра выстрелила девке в морду. На щеке зомби появилась черная ямка, ее немного мотнуло, вроде что-то сзади от головы девки не то отлетело, не то брызнуло, но разве что ритм клацанья зубами на пару секунд сбился.

– Еще, выше, в мозг… В мозг! – хрипел последним воздухом Витька.

Там, внизу, где прогрызал себе дорогу к жратве мелкий зомбеныш, что-то затрещало и резануло болью. Витя взвизгнул от злости и беспомощности.

– Жмурься! – рявкнула странную команду фельдфебельским голосом Ирка, и грохнуло снопом огня почти в лицо.

Витька только успел глазами моргнуть. Зомба, вцепившаяся в дробовик, словно окаменела, стала дико тяжелой и потянула Витьку в сторону и вниз, к земле, так же неотвратимо, как если бы привязали его к падающей фабричной трубе. Опять резануло в ляжке, аж искры из глаз посыпались. Полуоглохший и полуослепший Виктор шмякнулся на землю, даже скорее не на землю, а на окостенелую зомбачку, судорожно зашарил руками, остерегаясь, правда, махать ими рядом с грызущим ногу зомбенком, и почти сразу понял – ничем из своего арсенала он воспользоваться никак не может. Где карабин с оптикой, вообще непонятно, дроба зажата между ним и безголовой девахой, пистолет в кобуре, а кобура далеко на спине, а если уж точно, то где-то на заднице. Бить кулаками по башке зомбенка Витя не собирался, не идиот же бессмысленный – даже если и удастся раздолбать черепушку, что тоже вряд ли, обязательно поранишься, порежешься, и кусать тебя дурака уже не надобно, сам собой заразишься. И перчатки не помогут. Вот рукоятка ножа аккуратно и даже как-то услужливо попала в ищущую ладонь. Опять резануло болью в ляжке и взбешенный Виктор наискось долбанул клинком в грязные волосюшки чуток повыше виска. Доли секунды был страх – скользнет лезвие по кости и воткнется в свою собственную плоть, потом, пока клинок шел как надо, так же молниеносно скользнул страх, что кость выдержит удар, и нож застрянет впустую. Но тут дернуло запястье болью, нож на опять же какие-то частички секунды, совершенно незаметные в нормальной жизни, но растягивающиеся неизмеримо в такие моменты, когда жизнь на соплях висит, задержался в движении и тут же отчетливо провалился с внятным хрустом. В отчаянии Виктор начал дергать рукоять из стороны в сторону, рискуя сломать нож, но лезвие выдержало, размешав в черепе мозги зомбеныша. Кто-то сильно потянул за рукав, жена помогала мужу встать на ноги, что тот и сделал в три приема.

Все вокруг было каким-то нечетким, плавающим, воздух стал густым как кисель, и втягивать его в легкие и выдыхать было сложным делом. Глаза слезились, звенело в ушах, да еще перепутанная амуниция и оружие висели дико и нелепо, сковывая движения. И гирей на ноге прилип дважды дохлый ребенок с ножом, вбитым в голову по рукоять. Пока Виктор приходил в себя, за этот самый нож ухватилась Ирка и рванула со всей силы. Раздался мерзостный треск, и вторым рывком, чуть не повалившим очумелого Витю на землю, она отодрала вклещившегося в его ногу пацаненка вместе с длинным лоскутом крепчайшей ткани штанов и здоровым шматом ваты, их дохляк намертво зажал в зубах. Отпихнула тельце ногой в сторону и такими же рывками выдернула из лап девахи дробовик.

И почувствовала, что устала до обморока. Страшно хотелось сесть. Или лечь.

– Давай в дом… Назад… – словно камни ворочая языком во рту выговорил Виктор.

– А за пулеметом?

– Перекур… Сейчас мы в слона не попадем… – Мимолетно он подумал, что глупая поговорка – попасть в слона очень непросто (умная зверушка и чертовски опасная), надо бы лучше сказать про сарай или амбар. Да черт с ними, не до того.

С трудом наклонившись, подобрал валявшийся у двери карабин (как обронил – не вспомнить), пропустил Ирку в дом и точно дряхлый старик дрожащими руками закрыл дверь на щеколду. И палкой от швабры подстраховался, пропустив ее через ручку.

Увидел болтающийся на ремешке Иркин ПМ с отскочившим на затворную задержку затвором и оголившимся стволом.

– Что пистоль болтается?

– Руки заняты, не видишь разве, – удивилась Ирина, действительно стоящая с АКСУ в одной и помповушкой в другой руке и потому напоминавшая рекламу очередной забубенной компьютерной игры. Вот висящий на ремешке пистолет картину портил.

– А что, патроны кончились после одного выстрела? Или заклинило?

Жена фыркнула и пошла в комнату, окончив, таким образом, дискуссию.

Судя по словам Крокодила, вопрос с введением гражданства на территории Котлина и по контролируемым районам уже практически решен. Сейчас утрясаются детали, а решение уже явно принято. Ну что ж, оно, наверное, и неплохо, хотя и звучит странновато. Гражданин острова Котлин и подконтрольных территорий. Хотя после революции и не такое бывало, доводилось слышать. «Гражданин деревни Малые Грязи…» Другое дело, что наконец-то достигнута мечта многих и многих – получается, развалилась Россия на «множество маленьких медвежат». Хотя в общем-то к тому и шло. Или вели к тому. Не зря же Адя Гитлер толковал, что России конец будет тогда, когда украинцы и белорусы поверят в то, что они – не русские. Что бы про Гитлера ни толковали всякие разные, а он-то как раз был умнейшим человеком, ни разу не идиотом и уж в национальных делах разбирался куда толковее многих. Когда Германия из лоскутного одеяла вшивых мелких княжеств стала грозным кулаком? А когда баварцы и всякие прочие пруссаки поняли, что вместе они сильнее во много раз? Даже не в математической, а в геометрической прогрессии. А уж различия у тех же баварцев от тех же пруссаков куда как большие, чем у великороссов, малороссов и белорусов. И в одежде, и в обычаях, и даже в разговоре. Не, действительно, если б не хохдойч[27], черта лысого они бы друг друга поняли: диалекты у них, не говоря о произношении, дико отличаются. Но у немцев мозгов хватает объединяться, а у нас – ну как можно! На Украине даже музей русской оккупации, помнится, открыли. Э, да что там… Все время, когда слышу очередной хохлосрач, вспоминаю старую басню про умирающего старика, веник и сыновей…

Только в нашем случае финал другой – умирающий отец смотрит на изломанный в мелкие кусочки веник и грустно думает: «Тупые у меня сыновья… Но си-и-ильные…»