— Профессор, можно мы пока возьмем эту фотографию? — попросил Фрост.

— Но вы ее вернете, правда?

— С ней ничего не случится.

— Просто с того сезона у меня осталась только эта групповая фотография. Без таких снимков мне трудно припомнить всех. Когда каждый год к тебе приходит по десять студентов, имена начинают путаться. Особенно если преподаешь столько лет, сколько я.

Джейн отвернулась от окна.

— Каждый год вы берете по десять студентов?

— Я ограничиваюсь десятью из организационных соображений. К нам всегда поступает больше, чем мы можем принять.

Джейн указала на фото.

— Но здесь только девять студентов.

Профессор, нахмурившись, глянул на фотографию.

— Ох, верно. Был еще и десятый, но он уехал в самом начале лета. Когда пропала Лорейн, его здесь уже не было.

Вот, оказывается, почему в деле Макдауэлла было только восемь бесед с коллегами Лорейн.

— А что это был за юноша? Тот, что уехал? — поинтересовалась Риццоли.

— Студент. Только что окончил второй курс. Очень умный парень, однако чрезвычайно тихий и немного неуклюжий. Он не очень подходил для этой группы. Я принял юношу только из-за его отца. Но парню здесь не понравилось, так что через несколько недель он собрал вещички и уехал с раскопок. Стажировался он уже в другом месте.

— Вы помните, как звали этого юношу?

— Его фамилию я, конечно же, помню. Ведь его отец — Кимбалл Роуз.

— Мне должно быть известно это имя?

— Всем, кто связан с археологией, оно известно. Это современный лорд Карнарвон.[11]

— И что это значит?

— То, что у него есть деньги, — догадался Фрост.

Куигли кивнул.

— Вот именно. У господина Роуза денег много — он заработал их на нефти и газе. Формально он не изучал археологию, однако занимается ею непрофессионально — талантливо и с увлечением, а еще финансирует раскопки в разных странах мира. Речь идет о десятках миллионов долларов. Если бы не было людей вроде него, если бы не существовало грантов, мы и камня не смогли бы с места сдвинуть.

— Десятки миллионов? — поразилась Джейн. — И что же он получает в обмен на такие деньги?

— Что получает? Конечно же, радость! Разве вам не хотелось бы первой ступить в только что обнаруженную гробницу? Или заглянуть в саркофаг, который был запечатан? Мы нужны ему, а он — нам. В археологии всегда было так. Союз тех, у кого есть деньги, и тех, кто обладает необходимыми навыками.

— Вы помните, как звали его сына?

— Я записал его имя где-то здесь. — Открыв книжку с полевым дневником, профессор принялся перелистывать страницы. На стол выпало несколько снимков, и Куигли указал на одну из фотографий. — А вот и он. Теперь я вспомнил, как его звали. Брэдли. Юноша в центре.

Брэдли Роуз сидел за столом, на котором были разложены осколки глиняной посуды. Еще два студента, попавшие в кадр, были заняты своими делами; Брэдли же пристально смотрел в камеру, словно изучая некое неведомое создание, которое не видел еще ни разу в жизни. Почти во всем он казался совершенно обычным: среднее телосложение, незапоминающееся лицо — бесцветность, которая легко теряется в толпе. Но его глаза привлекали внимание. Они напомнили Джейн тот день, когда она, придя в зоопарк, сквозь прутья клетки наблюдала за волком — светлые глаза зверя рассматривали ее со внушавшим страх интересом.

— Полиция допрашивала этого человека? — осведомилась Риццоли.

— Он уехал от нас за две недели до исчезновения девушки. У полицейских не было причин его допрашивать.

— Но ведь он знал Лорейн. Они вместе работали на раскопе.

— Да.

— Разве уже из-за этого не стоило бы с ним поговорить?

— Бессмысленно. Его родители сказали, что в это время он был у них в Техасе. Железное алиби, я так думаю.

— А вы не помните, почему он уехал с раскопок? — спросил Фрост. — Что-нибудь случилось? Он не поладил с другими студентами?

— Нет, я думаю, он просто заскучал здесь. А потому устроился на стажировку там, в Бостоне. Это разозлило меня — если бы я знал заранее, что Брэдли не продержится здесь, то мог бы взять другого студента.

— В Бостоне? — насторожилась Джейн.

— Да.

— А где именно он стажировался?

— В каком-то частном музее. Думаю, его папа пустил в ход свои связи и пристроил мальчика.

— Случайно не в Криспинский музей?

Профессор Куигли немного поразмыслил. Затем кивнул.

— Возможно, именно туда.

Джейн слышала, что Техас большой, но, будучи девчонкой из Новой Англии, она даже и вообразить не могла, что на самом деле означает это слово — «большой». А еще она не представляла, насколько ярко светит техасское солнце и каким бывает здешний воздух — жарким, словно дыхание дракона.

Они три часа ехали из аэропорта, минуя километры поросшей кустарником земли и выжженные солнцем пейзажи; на этом фоне даже домашняя скотина выглядела иначе — тощей и неприкаянной, совсем не похожей на безмятежных гернзейских коров, которых Джейн видела на зеленых, радующих глаз фермах Массачусетса. Эта местность казалась чужой, обезвоженной, и Риццоли уже представляла себе, как будет выглядеть имение Роуза — такое же иссушенное ранчо, какие они проезжали по дороге, с невысоким, но вместительным домом и выжженной бурой землей, окруженной низким забором.

Поэтому, когда впереди показался особняк, она очень удивилась.

Дом стоял на покрытом буйной растительностью холме, который, возвышаясь над бесконечными владениями кустарников, казался невероятно зеленым. Лужайка, окружавшая строение, бархатной юбкой спадала вниз. В загоне, огороженном белым забором, паслось полдесятка лошадей с блестящими спинами. Но дольше всего Джейн глядела на само здание. Она ожидала увидеть обычное ранчо, а не замок с зубчатыми башнями.

Подъехав к массивным железным воротам, Риццоли и Фрост потрясенно уставились на них.

— И сколько же все это стоит, как считаешь? — спросила она.

— Думаю, миллионов тридцать, — отозвался Фрост.

— Всего-то? Тут небось двадцать тысяч гектаров.

— Да, но ведь это же Техас. Тут земля наверняка дешевле, чем у нас.

«Ну уж если тридцать миллионов долларов кажутся пустяком, — решила Джейн, — дело ясное: мы попали совсем в другой мир».