— Давайте возы в круг, волов и лошадей в центр, — велел Чарим, — хоть так…

— Да толку-то, если их там десятки?!

Пока они перебранивались, я отошла в сторону и вслушалась.

Похоже, Семерка пела не только о грядущей беде, было еще кое-что…

«Потеряли-и-и… — низким гудящим басом выводил Тот-кто-старше. — Не верну-у-у-уть…»

«Где? Где? Где?» — взлаивали легколапые.

«Не верну-у-у-уть, — тоскливо повторяли за вожаками чутконосые. — Не найти-и-и-и…»

«Нужна! Нужна! Нужна!»

— Я иду-у-у! — не выдержала я. Подумала еще: услышат ли они меня? Узнают ли мой голос, искаженный маской, да и вообще изменившийся за несколько лет, но повторила, приложив ладони раковиной ко рту: — Иду-у-у! Возвращаю-у-у-усь!

Хор смолк, как отрезало, а я только хотела добавить «Ждите!», как Чарим с размаху закрыл мне рот ладонью.

— Ты сдурел?! Ты что творишь?..

А я только теперь сообразила: я же не по-людски отвечала, и что мог подумать Чарим? Что я дразню диких зверей?

Он вдруг отпрянул, глядя на меня с недоумением и даже испугом.

— Вы что, с ума посходили? — присоединился к нему Вител. — Ленни! Нашел время баловаться!

— Я не баловался, — мрачно сказала я, и словно в ответ на мои слова хор грянул с новой силой, но на этот раз не тоскливо.

«Верну-у-улась!» — во всю глотку выли старшие, уже не соблюдая очередности.

«Идем! Идем! Жди! Жди! Жди!» — завывал и лаял на разные голоса молодняк.

— Вот за каким лешим ты их растревожил? — зло спросил Вител и повернулся к напарнику, не дожидаясь моего ответа. — А ты что скачешь, как лягушка?

— Да я ему рот зажал… — Чарим посмотрел на свою ладонь, — и будто обжегся, до того лицо холодное!

— Так морозит же, вот и холодное, — буркнула я, — как еще уши не отвалились…

— Нет, я сперва за нормальную физиономию схватился — нос, усишки эти, кожа как кожа… А под ней будто бы что-то твердое, гладкое и ледяное!

— Хватит выдумывать, — мрачно ответил Вител. — А тебе, Ленни, я б всыпал за такие шуточки, да только…

— Они уже здесь, — каким-то странным тоном выговорил Чарим и потянулся за ножом. Нож у него был знатный, в моей руке сошел бы за настоящий меч. — Когда успели? Ведь были далеко…

Я могла бы сказать, что чутконосые знают такие тропы, какие людям и не снились, но это было явно не к месту и не ко времени.

Из темноты соткались серые тени — одна, две, десяток… Потом я бросила считать: похоже, навстречу мне явились все.

— Мама… — вдруг тоненько и жалобно произнес Мак и схватился за пегого вола, который вовсе остолбенел от ужаса.

— Ну все, — прошептал Вител, осеняя себя знаком Создателя. — Повидал дочек…

Чутконосые стояли неподвижно, только глаза сверкали, как сотни маленьких лун, а под ногами у них вились легколапые, в темноте похожие на языки серебристого пламени — уже перелиняли на зиму, летом-то они бурые, а по осени огненно-рыжие.

— Я вернулась, — повторила я, когда вперед выступил громадный снежно-седой зверь (прочие посторонились, давая дорогу), и шагнула ему навстречу.

Чарим дернулся было удержать меня за плечо, но не успел.

Снять маску или нет? Узнают они меня в облике Ленни Тора?

«Лучше снять, — подумала я, — из уважения к зверям. А с людьми потом так и так объясняться! Хотя, может, не заметят? Я же спиной к ним стою, а костер… что там того костра, теней больше, чем света!»

Тот-кто-старше потянулся ко мне чутким носом, глубоко вдохнул… и вдруг сел, ухмыльнувшись во всю пасть. И вот тогда-то я не удержалась, заревела в голос и кинулась к нему на шею, а он уселся, как ученая собака, на задние лапы, передними обняв меня, как много-много лет назад, когда я еще могла кататься на нем верхом… И то и дело лизал то в ухо, то в щеки, по которым градом катились слезы. От него пахло снегом, теплым мехом и совсем немного — диким зверем, ведь чутконосые — совсем не то же самое, что равнинные волки…

И Шестеро сильных подошли, чтобы обнюхать меня и убедиться — да, в самом деле, пропажа вернулась! Я не узнала только одного: вместо Корноухого теперь был другой вожак, помоложе.

— Мамочка… — повторил Мак, когда звери снова уселись в круг и взвыли на этот раз так, что горы отозвались грохотом небольшой лавины.

— Ленни, — шепотом позвал Чарим, — ты…

— Меня так называли дома, — ответила я, не оборачиваясь, и едва узнала собственный голос, так привыкла к звучанию юношеского.

— А это… как же?

— Друзья пришли, — сказала я и встала. Поднялся и Тот-кто-старше, и голова его была на уровне пояса взрослого мужчины. — Теперь бояться нечего. Только вола все равно придется отдать в уплату. Просто отойдите, они сами заберут, они знают которого.

Один из вожаков, Меченый, со шрамом через всю морду, коротко фыркнул, и молодые охотники окружили бурого вола и погнали куда-то в темноту. Он не сопротивлялся и не пытался убежать, шел послушно, будто понимал, что его ждет избавление от мучений, а смерть будет быстрой и легкой — зубы чутконосых режут лучше самого острого ножа.

— Им на всех не хватит, — прошептал Вител.

— И не надо. Это символ. Знак того, что люди не забыли законы, те, что древнее их самих.

— А эти так и будут… глазеть? — еле выдавил Мак.

— Нет. Уйдут, но кто-то останется поблизости, присмотрит, чтобы обоз не угодил ни в какую неприятность, а то их по дороге хватает. Неужто сами не знаете? — удивилась я.

Стаи тем временем коротко посовещались и выпихнули вперед нескольких молодых зверей и пару постарше, мол, вот ваши провожатые. Легколапые унеслись прочь — разносить новости, и я была уверена: еще до рассвета на перевале и в округе узнают о моем возвращении!

А мне еще нужно было как-то объясниться с людьми…

Чутконосые растворились в темноте: только что были светлые силуэты, глаза светились — и нет никого. И поди пойми: валун это или зверь притаился?

Наши животные, правда, успокоились, а вслед за ними и люди выдохнули с облегчением.

— Никогда не видел их так близко, да еще чтобы столько! — с дрожью в голосе проговорил бывалый Вител и утер со лба холодный пот. — И таких огромных!

— А я вообще ни разу не видел, только слышал издали, — еле слышно отозвался Марон, — и лучше б и не встречал!

— Штаны проверь, сухие ли, — серьезно посоветовал Вигел и уставился на меня. — Ну, что ска…

Тут он осекся, проморгался, протер глаза, еще раз проморгался… и вдруг захохотал, да так, что лошади шарахнулись. А я поняла, что как сдернула маску, так и держу ее в руке. И с Тем-кто-старше обнималась так же, и если ему и было неприятно ледяное прикосновение, он ничем этого не выказал. Впрочем, с его-то шубой… он мог и не заметить холода, хотя запах наверняка почувствовал.