На Салоне живописи и скульптуры 1802 г. были представлены сразу два портрета Наполеона работы Жан-Батиста Изабэ — «Первый консул, прогуливающийся в саду Мальмезона» и «Первый консул проводит смотр войск во дворе дворца Тюильри»[835], — о которых Франсуа-Гийом Дюкре-Дюминиль, издатель и литературный редактор журнала Les Petites Affiches, писал:

Портрет этого героя, столь плодотворно трудящегося на благо Франции и мира в Европе, [т. е.] портрет Бонапарта, превосходит все другие работы художника. Великий человек изображен здесь невероятно точно, особенно его лицо; хотя тело его, пожалуй, кажется излишне вытянутым. Так или иначе, это одно из созданных Изабэ изображений, которые по производимому впечатлению и изяществу соперничают с черно-белыми гравюрами… Истинным шедевром этого стиля является полотно, на котором изображен смотр войск Бонапартом во дворе [дворца] Тюильри. На переднем плане — первый консул в окружении наиболее выдающихся своих генералов и части охраны. [Это] настоящий памятник истории наших дней, одно из тех произведений, которые нужно увидеть, чтобы судить о том, каких высот можно достичь [благодаря] отваге, таланту и успеху[836].

Не меньший интерес собравшейся на Салоне публики вызвало эпическое полотно Луи-Франсуа Лежёна «Сражение при Маренго 14 июня 1800 г.»[837] запечатлевшее финальную битву австрийских и французских войск в ходе Второй итальянской кампании Бонапарта, которая закончилась его полной победой: сам Наполеон гордился ею не меньше, чем своими действиями при Аустерлице и Иене[838]. Архитектор Жан-Батист-Бон Бутар, автор «Словаря искусства рисования, живописи, скульптуры, гравюры и архитектуры»[839], посетивший выставку 1802 г., писал, что картину Лежёна отличало «ясное и точное воспроизведение событий»[840], хотя и критиковал автора за неудачные пропорции человеческих фигур и за связанное с этим обстоятельством отсутствие единства изображения[841]. Тем не менее, Бутар отмечал «невероятную важность сюжета», избранного художником, что и привлекало к полотну внимание «толп любопытствующих посетителей»[842].

Иными словами, если рассматривать скульптуру Эдма Гуа — младшего, выставленную на том же Салоне, с точки зрения политической истории, его решение не могло вызвать никаких вопросов. Для Наполеона, хорошо знавшего прошлое своей страны[843], Жанна д'Арк в первую очередь являлась военным лидером французов — и главным противником англичан в ходе Столетней войны. То обстоятельство, что противостояние двух стран продолжилось и 400 лет спустя, лишь прибавляло веса именно такому прочтению образа Орлеанской Девы.

Далеко не последнюю роль в том внимании, которое уделил скульптор героине Столетней войны, сыграло и оживление религиозной жизни во Франции в первые годы XIX в. Седьмого апреля 1802 г. Трибунат одобрил заключенный с папой римским Пием VII конкордат, согласно которому католицизм объявлялся религией большинства граждан Республики при сохранении свободы вероисповедания, а 8 апреля документ был утвержден Законодательным корпусом[844]. Уже 10 апреля пустовавшую до того кафедру архиепископа Парижского занял монсеньор Жан-Батист де Беллуа, в целом же назначение высших иерархов церкви и контроль за их деятельностью передавались отныне правительству[845]. Вот почему, в частности, возрожденный по прямому указанию Наполеона праздник 8 мая в Орлеане должен был вновь обрести религиозную направленность, характерную для него вплоть до конца XVIII в. Установка памятника, созданного Эдмом Гуа — младшим, в самом центре города — на площади Республики (впоследствии — Мартруа) отвечала, таким образом, сразу нескольким первоочередным задачам нового режима: борьбе с внешним врагом, которым опять выступала Англия, возрождению религиозного чувства французов и, как следствие, окончательному единению нации.

Существовал, впрочем, и еще один важный момент, касавшийся сугубо политической символики. Как новый лидер страны (государственный, военный и религиозный) Бонапарт сам уподоблялся в печати Жанне д'Арк в качестве главного (и единственно возможного) спасителя страны:

Внезапно юная героиня, испытывая стыд за унижение, [претерпеваемое] Францией, воодушевленная славой своей страны и в еще большей степени гордящаяся тем, что принадлежит к нации, которую не до конца сломили [постигшие] ее неудачи, задается благородной целью возродить мужество французов, сражаться вместе с ними и победить [их] врагов… Какая эпоха более благоприятна для восстановления предложенного [в ее честь] национального памятника, чем то [время], когда герой принес мир Европе после того, как отомстил [своим врагам] бесчисленными победами. Какой момент может быть более подходящим, нежели тот, когда воин-миротворец собрал воедино обломки наших разоренных алтарей, созвал рассеянных [по свету] и впавших в немилость служителей [веры] и восстановил на этом незыблемом фундаменте древний и священный [религиозный] культ[846].

В таких выражениях французская периодическая печать описывала подвиги Орлеанской Девы зимой 1803 г. Однако в действительности все эти восторженные эпитеты отсылали прежде всего к фигуре Наполеона, только что заключившего мирный договор с Англией и добившегося ратификации конкордата с папой римским.

Таким образом, решение Эдма Гуа — младшего выставить на Салоне 1802 г. статую Жанны д'Арк являлось, на мой взгляд, совершенно осознанным решением, рассчитанным прежде всего на внимание первого консула, который ценил скульптуру даже больше живописи — как более понятное для простого обывателя искусство[848]. И, если учесть, насколько активное участие принял Наполеон в последующей кампании по сбору средств для установки монумента, можно утверждать, что данный расчет полностью оправдался. В мае 1803 г. в Орлеане была торжественно установлена временная гипсовая модель статуи, и муниципалитет города сразу же объявил подписку на изготовление ее бронзовой отливки[849]. Общая стоимость работ была изначально оценена в 60 тыс. франков, затем она снизилась до 48 тыс., из которых Бонапарт лично внес 6 тыс. франков, и его примеру последовали многие приближенные, не считая жителей самого Орлеана[850].

О размахе акции мы можем судить по медали, изготовленной в 1803 г. генеральным гравером монет Огюстеном Дюпре (ил. 37). На ее аверсе красовался профиль Наполеона, на реверсе был изображен памятник Жанне д'Арк, что лишний раз подчеркивало в сознании французов близость этих фигур — героини Столетней войны и первого консула Республики[851]. Таким памятным знаком предполагалось отметить всех участников подписки: за взнос в 50 франков вручалась бронзовая отливка, за пожертвование в 100 франков — серебряная, а граждане, не пожалевшие 150 франков и больше, получали сразу две медали[852].

Ил. 37. Огюстен Дюпре. Памятная медаль, выпущенная в честь восстановления в Орлеане праздника Жанны д'Арк. 1803 г.

Отлитый в бронзе памятник был установлен в Орлеане 8 мая 1804 г., на очередном празднике Девы. Вероятно, из-за недостатка средств он получился не слишком удачным: уже современники критиковали небольшие размеры статуи (всего 260 см в высоту), которая просто терялась