– Вы… это… – Татьяна Юдина смотрела на Ирину умоляюще, разве что не схватила ее за руку и не поцеловала. – Пожалуйста, если даже и так… Может, проглядели мы дочку… Никому ничего не рассказывайте, очень вас прошу. Ведь устроила она свою жизнь, и хорошо устроила. Да только родители ее мужа – непростые люди, богатые, если что узнают, о каком таком прошлом Ниночки, заставят сына разорвать с ней отношения. А у них сынок растет, маленький Патрик.

– Вы знаете, я чувствую себя страшно виноватой перед вами… Не должна была я ничего вам такого говорить. Вы уж извините меня. Язык мой – враг мой, как говорится. Конечно, я буду молчать, вы мне только дайте ее новый адрес, чтобы я могла ей деньги переслать…

Татьяна оглянулась на мужа, словно хотела спросить, давать ли адрес дочери. И тот едва заметно пожал плечами, мол, я не знаю, поступай, как считаешь нужным.

– Знаете что? Вы оставьте эти деньги себе, а адреса мы вам дать не можем… Где гарантия, что вы не сообщите ее мужу о ребеночке-то… Она не бедно живет, думаю, она уже и думать забыла про ваш долг, да и про вас. Я покой потеряю, если дам вам ее адрес…

– Так, значит, вы прощаете мне долг? – Ирине было трудно выразить лицом туповатое выражение благодарности за то, что ей простили долг. Она постаралась сделать вид, что и не заметила, что ей только что выказали недоверие.

– Да-да, женщина… Вы идите, идите уже…

Юдина чуть ли не вытолкала ее в спину.

– Ну хорошо… – Ирина притормозила уже в дверях. – Будете разговаривать с Ниной по телефону, не забудьте сообщить ей о том, что вы простили мне эту тысячу…

Ирина вышла на улицу, вдохнула в легкие теплый летний воздух, и так захотелось перекреститься, словно она побывала в гостях у нечистой силы.

Она позвонила мужу, рассказала о своих впечатлениях.

– Знаешь, у них в квартире хоть и чисто, но дышать почему-то трудно… И какие-то они не такие… Не знаю, как это объяснить… Может, черной магией увлекаются или в секте какой состоят… Это внутреннее чувство, понимаешь?

Василий суховатым тоном, как если бы он разговаривал с коллегой по работе, посоветовал ей не думать об этом и приступить к следующему пункту плана.

– Старайся абстрагироваться… А что касается чувств, то воспринимай их исключительно как подсказку, как проявление интуиции, которая поможет тебе получше разобраться в людях.

– Хорошо, я так и сделаю… Следующим пунктом идет ее подруга Светлана Сторожева, кассирша в супермаркете…

Париж, 2010 г.

С тех пор как Бертран уехал в Москву, Арман совсем потерял покой. Он спрашивал себя, а готов ли он узнать правду о Нине, и каждый раз отвечал себе в зависимости от настроения. Иногда он чувствовал себя сильным и уверенным, и тогда ему казалось, что он готов простить ей абсолютно все, он даже представлял себе этот непростой разговор с ее слезами и его доверительно-покровительственным тоном, когда он будет держать ее в своих объятиях и успокаивать, прижимая к себе и шепча ей на ухо ласковые слова, мол, я тебя люблю такую, какая ты есть, и твой тайный ребенок – мой ребенок, плевать на моих родителей, это моя жизнь….

В другие дни, когда ему казалось, что Нина отдаляется от него, что она становится чужой и что еще немного и она заявит ему, что не может больше жить с ним, что у нее в Москве остался ребенок или муж, любовник или вообще семья, без которой ей трудно, невозможно, ему становилось невыносимо больно от одной только мысли, что им придется расстаться. Что он никогда больше не увидит пусть и грустного, но такого любимого им лица, этих распахнутых в каком-то немом вопросе глаз, не сможет прижать ее к себе, поцеловать, обнять…

Бертран уехал и пока молчал, а это означало, что он работает, ищет прошлое Нины. Хоть бы он его уже не нашел!

Поздно вечером, когда они лежали обнявшись, утомленные любовью, и голова Нины покоилась на его плече, он вдруг понял, что совершил ошибку, пригласив Бертрана. Не надо было ничего этого. Ни придумок с бриллиантами, ни проверок, ни попыток заглянуть в прошлое жены. Надо было действовать иначе, собственными силами заставить Нину признаться в том, что мучает ее последнее время. Убедить ее, что он готов выслушать ее, что он – ее самый близкий человек, ее друг, которому она может довериться, зная, что он все простит и поймет.

И вот когда он, поглаживая ее разметавшиеся по подушке волосы, думал о ней, представляя себе возможный откровенный разговор и следующее за ним полное примирение и открытость, его словно током ударило… А что, если ее изнасиловали! Там, в Москве. Вот откуда этот нежеланный ребенок! Это могла быть страшная, по-женски трагическая история, которую Нина так и не забыла. И в этом случае ей должен помогать опытный психоаналитик, который способен ввести ее в состояние гипнотического сна, во время которого она все и расскажет! И как это ему не пришло такое в голову раньше? Вот дурак-то!

– Нина? Ты не спишь? – Он поднял голову и посмотрел на жену. Она лежала с открытыми глазами, взгляд ее был задумчивым и, как всегда, грустным. А ведь еще недавно она была так счастлива в его объятиях, так открыта, полна страсти и любви… И вот теперь снова закрылась, как раковина-беззубка.

– Да, Арман… – она скользнула по нему рассеянным взглядом. – Ты, наверное, хочешь спать? Освободить плечо?

– Нет-нет, что ты, наоборот… мне приятно, когда мы так близко и твоя голова лежит вот здесь, на плече, это место господь сотворил только для тебя, как и все остальное… Ты любишь меня?

– Да, Арман, дорогой, я очень люблю тебя… А почему ты спрашиваешь?

– Хочу лишний раз услышать, что ты меня любишь…

Она повернулась, устроилась на боку и теперь смотрела ему в глаза.

– Послушай, я знаю, что ты отпустил этого… Бертрана… Все в доме знают, что он нашел это колье. Вот ты все спрашиваешь меня, почему я иногда бываю такая грустная, непонятная, почему часто плачу, почему страдаю бессонницей… А тебе не приходило в голову, что все это связано с тобой?

– Со мной? Не понимаю…

– Понимаешь, Арман, вот у нас семья, и живем мы вместе, растим Патрика… Может, ты и не замечаешь, но мы живем разными жизнями. У тебя – свой мир, свои друзья-знакомые, которых ты навещаешь, когда тебе вздумается, и без меня причем, ты можешь позволить себе отлучаться из дома на сутки или двое, ездить, к примеру, в Авиньон, чтобы якобы купить сыру… Навещаешь своих родителей, которые ненавидят меня и не очень-то прикипели к Патрику… А я постоянно дома. Одна. А если встречаюсь с братом, то это раздражает тебя, я же вижу, чувствую… Но я молчу. А что мне еще остается делать? Я не совсем понимаю, на каких я здесь вообще правах! Да, я твоя жена, официальная, мы живем в красивом доме, у меня неограниченный кредит, и я могу покупать себе все, что вздумается, да только что проку от этих денег, когда ты, повторяю, живешь своей жизнью?!

Она уже перестала говорить, но потрясенный Арман все еще продолжал слышать ее тонкий, истеричный голос. Еще немного, и она разрыдается!