большинство избирателей-северян соглашалось с этим. Выборы стали отповедью для демократов. После того как в 1852 году они победили во всех северных штатах, кроме двух, два года спустя, наоборот, они победили только в двух легислатурах, зато над всеми остальными утратили контроль. Количество северных демократов в Палате представителей сократилось с 93 до 23 — южные коллеги с 58 голосами отныне серьезно превосходили их. По оценкам, на этих выборах около четверти северных демократов покинули ряды своей партии.

Избрав 150 конгрессменов от различных политических сил, противники демократов могли получить контроль над новым составом Палаты представителей при условии, если они объединятся на одной платформе. Но это «если» было чересчур условным. Примером того, как трудно этого добиться, может служить «успех» Линкольна в Иллинойсе, где коалиция противников закона Канзас — Небраска имела устойчивое большинство при совместном голосовании в легислатуре, причем виги, коллеги Линкольна, составляли три четверти этой коалиции. Но полдесятка демократов из числа противников закона Канзас — Небраска не желали видеть в виге будущего сенатора США, и Линкольн раунд за раундом стал терять голоса. В конце концов, чтобы не допустить избрания сторонника Дугласа, Линкольн вынужден был поддержать «антинебрасского» демократа Лаймена Трамбла, который и победил в десятом раунде[253].

Мутный ручей в Иллинойсе был еще сравнительно чистой протокой по сравнению с мрачными глубинными течениями политической жизни Севера в других штатах. Из самой глубины взметнулась гигантская волна нативизма, грозившая потопить даже мощное «антинебрасское» движение в некоторых регионах, особенно в штатах к востоку от Огайо. «Едва ли не каждый здесь совершенно сошел с ума от нативизма», — кричал один демократ из Пенсильвании в 1854 году. «Лихорадка „ничего-не-знания“[254] стала эпидемией», — писал еще один житель Пенсильвании из другой части штата. Политик из Коннектикута жаловался, что нативисты «подрывают здесь влияние Демократической партии», а один из лидеров вигов в северной части Нью-Йорка предупреждал, что его округ «серьезно заражен вирусом „ничего-не-знания“». Оказавшиеся «торнадо», «ураганом», «приступом политического безумия», эти «ничего не знающие» одержали в 1854 году безоговорочную победу в Массачусетсе и Делавэре, набрав, по оценкам, 40 и 25 % в Пенсильвании и Нью-Йорке соответственно, а также успешно проявили себя в других северовосточных регионах и пограничных штатах[255]. Кем же были эти загадочные нативисты, откуда они появились и что поддерживали?

II

Нативистское движение, расцветшее в начале 1840-х годов, увяло после выборов 1844 года. Выход из депрессии смягчил противоречия между местными и иностранными рабочими, послужившие причиной вспышек насилия в те годы. Даже с учетом того, что вследствие болезни картофеля в Европе иммиграция выросла вчетверо, растущая экономика Соединенных Штатов была, казалось, способна использовать всех приезжих. Мексиканская кампания и последующие разногласия по вопросу о рабстве сконцентрировали политическую энергию на этих проблемах. Война против католической державы, возможно, и спровоцировала бы рост антилатинских настроений, если бы поддерживавшие войну демократы не состояли бы во многом из иммигрантов, а виги, ранее заигрывавшие с нативизмом, не были бы противниками войны.

На президентских выборах 1852 года виги, ведомые противником нативизма Уильямом Сьюардом, пытались привлечь голоса ирландцев и других католиков. Генерал Скотт, кандидат в президенты от вигов, принадлежал к англиканской церкви, причем к ее «высокому» направлению, а его дочери воспитывались в монастыре. Будучи командующим американской армией в Мексике, он защищал земли церкви. В 1852 году виги использовали сочувствовавших им ирландцев для того, чтобы те задавали заранее подготовленные вопросы во время выступлений Скотта перед аудиторией, что давало кандидату возможность говорить о том, как «ему нравится слышать этот сочный ирландский акцент»[256]. Однако эта неуклюжая попытка неожиданно дала обратный результат, ибо ирландцы американского происхождения как голосовали в большинстве своем за демократов, так и продолжали за них голосовать, зато многих вигов оскорбило заискивание перед «падци», и в день выборов они просто не пришли на участки. Если разногласия по вопросу о рабстве откололи от партии южных вигов, то возобновившаяся межэтническая вражда внесла раскол в их ряды и в некоторых северных штатах.

Новый всплеск нативизма был обусловлен несколькими причинами. За пять лет после 1850 года иммигрантов въехало в пять раз больше, чем за все предыдущее десятилетие. Большинство из новоприбывших были католиками: бедными крестьянами или рабочими из Ирландии и германских государств, скученно проживавшими в многоквартирных постройках больших городов. Преступность и расходы на социальные нужды возросли. Например, уровень преступности в Цинциннати между 1846 и 1853 годами утроился, а количество убийств выросло в семь раз; расходы властей Бостона на помощь малоимущим за этот же период выросли втрое[257]. Коренные американцы относили рост таких расходов за счет увеличения числа иммигрантов, особенно ирландцев, количество арестов которых и доля в получаемых пособиях в несколько раз превышали их долю в численности населения. Рьяными нативистами не обязательно становились коренные жители. Первые протестантские иммигранты из Англии, Шотландии и в особенности Ольстера привезли с собой свои антикатолические убеждения, образовав авангард зачинщиков бунтов и ядро голосующих против ирландцев. Радикалы и атеисты из числа так называемых «людей 1848 года», бежавших из Германии после подавления революций 1848 года, перенесли в Америку и свою жгучую ненависть к католической церкви, ставшую в их государствах на сторону контрреволюции.

И действительно, католическая церковь в период понтификата Пия IX вступила в пору реакции. Революции 1848–1849 годов и борьба за объединение Италии превратили Пия IX в «беспощадного врага либерализма и социальных реформ». Впоследствии он провозгласил догмат о непогрешимости пап и выпустил так называемый «Силлабус заблуждений», где заклеймил социализм, всеобщее образование, рационализм и прочие безнравственные явления. «Это заблуждение, — заявлял папа, — что римский понтифик может и должен примиряться и соглашаться с прогрессом, либерализмом и современной цивилизацией». Католические иерархи Соединенных Штатов поступали по примеру папы. Архиепископ Нью-Йорка Джон Хьюз выступал с нападками на аболиционистов, фрисойлеров и различные протестантские реформаторские движения как близкие «красному республиканизму» в Европе[258].

Иммиграция привела к тому, что рост прихожан католической церкви в 1840-х годах шел втрое быстрее, чем в протестантских деноминациях. С гордостью отмечая этот рост (на который протестанты взирали с тревогой) архиепископ Хьюз произнес разошедшуюся большим тиражом речь «Упадок протестантизма и его причины». «Цель, которой мы хотим достичь, — говорил Хьюз, — обращение всех языческих народов и всех протестантских государств… Мы не делаем никакой тайны из этого… Наша миссия — обратить весь мир, включая жителей Соединенных Штатов, как горожан, так и селян… легислатуры, Сенат, кабинет министров, президента, словом, всех и каждого!» Архиепископская газета назвала «протестантизм бесплодным, бессильным, вымирающим… и сознающим, что пробил его последний час, когда он должен встретиться