— Не туго. — Луиза Кредон тоже была ни кожи ни рожи, только с приданым, и достался ей не герцог, а краснорожий солдафон. Госпожа Арамона давно забыла, когда они с Арнольдом возненавидели друг друга — до брачной ночи или после, а как было у Повелителей Скал?

— Эрэа Эдит хотела платье надеть, что эрэа Айрис привезла, — донесла Джоан, — так хозяйка его в камин кинула.

— И что платье? — Если Эдит не сбежит из дома вслед за сестрой, то Луиза Арамона и впрямь — роза. — Сгорело?

— Лиф прогорел, а юбки ничего… Эрэа Эдит вытащила, как мать ушла, только руку обожгла.

Айрис не стала бы ждать, пока герцогиня выйдет, но она девица с норовом, а Эдит с Дейдри совсем мышата.

— Руку под холодную воду надо! — буркнула Луиза, — а потом касерой облить и маслом смазать.

— Мазали, — кивнула служанка, — я и мазала, только пузыри все равно пошли. Эрэа Эдит боится выходить, герцогиня заметит, сразу поймет, что платье из камина вытаскивала.

Нет, Мирабелла даже не мармалюка… Ослица однокопытная чужих детей морит, а герцогиня — своих. Луиза подставила Джоан второй рукав.

— У меня была подруга, — болтуньи средних лет всегда говорят о подругах и соседках, — она после смерти мужа умом тронулась. Говорили — с горя, а я думаю — сдуру. Завела б любовника, как все делают, и полегчало бы. Вот и ваша герцогиня…

— Заведет такая, — в сердцах бросила служанка, возясь со шнуровкой, — как же! Она и при муже коряга корягой была. Герцог, он не зря к Дженни, лесничихе здешней, ездил. Мы-то знали да молчали, не старый еще, как не погулять от такой немочи бледной? Ума не приложу, как она прознала, не иначе кто со злости брякнул.

Со злости. Или от зависти. Или сдуру. Было б про что брякнуть, а желающие найдутся. Кто ж ей насплетничал про Арнольда и вдову бакалейщика? Жоржетта? Или все-таки Тессина?

— Ну и что было потом? — с веселым любопытством осведомилась капитанша.

— Ничего, — фыркнула Джоан. — Поерепенилась маленько, а потом, глядь, опять жена с пузом, а муж — в кустах. Так и жили, пока дурь эта не заварилась. Ох, доложу вам, и натерпелись мы, когда на наши головы солдат накликали…

«Так и жили, пока дурь не заварилась…» Бедная Мирабелла, чужая и в замке, и в постели мужа. Была бы бедной, если б не пилила все, что дышит. Мало ли, где болит, дети не виноваты.

— Готово, эрэа! — Камеристка от восторга аж глаза закатила. — Красота! Чистая герцогиня, не то что эта…

Вот она уже и герцогиня, да еще и чистая, хотя голову мыть все равно пора.

— Спасибо, — поблагодарила госпожа Арамона, — руки у тебя шелковые. Нечего с такими в Надоре сидеть. Хочешь в столицу?

— Как же не хотеть? — Сплетница расцвела не хуже анемона. — С эрэа хоть в Закат… Только пусть эрэа пока не говорит, а то съедят меня на кухне… А Хетер с Мэри первые.

— Не скажу, — пообещала эрэа Арамона. — А теперь ступай к молодой герцогине.

— Бегу, эрэа!.. Нет, все же красота какая! Эр Эйвон упадет, точно говорю…

Джоан растворилась в сырой полутьме. Из-за кроватного полога вылетела неразумная моль и нашла бесславный конец. Луиза стерла с ладони серо-бурую пыльцу, вернулась к зеркалу и провела пальцами по бровям. Перекошенное чудище в мутном стекле услужливо повторило кокетливый жест.

Нужно обладать отвагой Айрис, чтобы, глядясь в надорские зеркала, вообразить себя невестой знатного красавца. Луиза не воображала себя никем, но Ларак взирал на гостью как на святую Октавию. Смешно, но приятно. И тянет доиграть до конца. Лучше дурить голову Эйвону, чем смотреть в окно на присыпанный сажей снег и думать о Герарде, кэналлийце, маменьке, господине графе, Жюле, Амалии… Нужно занять мозги хоть чем-то и взяться наконец за влюбленного Рауля. Жаль, Селина здесь не помощница.

Луиза расправила поясные ленты и покинула спальню, предвкушая мерзкий завтрак и прогулку в апартаменты Повелителей Скал. От Святого Алана Луизу тошнило не меньше, чем от дубины Эгмонта, но Эйвону пора решать, мужчина он или тюфяк.

Обитель великого Эгмонта оказалась в точности такой, какой Луиза ее и представляла. Одиночество вперемешку со старьем. Рассохшаяся мебель, грубые витражи, облезлые шкуры, иконы, оружие, моль и пыль.

Эйвон с утра озаботился открыть ставни и протопить кабинет и библиотеку, но света не хватало, что герцогским апартаментам шло только на пользу.

— Кто это? — с должным почтением спросила Луиза, глядя на портрет мужчины, проглотившего алебарду и запившего оную уксусом.

— Герцог Эдвард Окделл. — Граф Ларак повыше поднял свечу, чтобы прекрасная дама смогла насладиться выпученными глазами и поджатыми губами. — Отец Эгмонта, супруг моей сестры Симоны… Его первая жена умерла родами, она была родом из Торки. В Надоре этот союз приняли без одобрения.

Надо полагать. Здешние герцоги привыкли вариться в собственном соку, потому у них и с желудками худо.

— А вот это единственный прижизненный портрет Алана Святого, — сообщил Эйвон, — он написан за два года до гибели герцога.

Луиза честно уставилась на потемневшее полотно. Алан был недурен и походил на своих потомков. Древний художник со всем тщанием выписал нагрудник, наручи, цепи, перстни и витраж с вепрем, а вот лицо ему не удалось. Нет, нос, глаза, уши были на месте, а человек не получился. Так, кукла, на которую нацепили доспехи и поставили у окна.

— Эйвон, — как же хорошо, что Герард делится всем, что читает, — а как получилось, что Окделлы снова стали герцогами?

— Окделлы всегда оставались Повелителями Скал, — отчеканил Ларак, в котором хрюкнули родственные чувства, но Луизу это только раззадорило.

— Франциск отдал Надор вашему предку, а Окделлы его вернули. Как?

— У Женевьев Окделл от Гвидо Ларака было пятеро дочерей и два сына. — Святая Октавия, да он же покраснел!

— Маршал Гвидо погиб под Агарисом, — вспомнила Луиза, — кажется, в 30-м году Круга Скал.

— Сударыня, я поражен вашими знаниями! — Эйвона разрывали желание бухнуться на колени и фамильная ответственность перед предками. Предки пересилили. Пока. — Женевьев Окделл пережила второго супруга на восемь лет. Если кузина узнает, что я вам говорю, она… очень огорчится, но Женевьев, умирая, взяла со всех своих детей клятву, что они и их дети будут поддерживать друг друга. Люсьен Ларак хотел отречься от титула в пользу единоутробного старшего брата, которого боготворил, но маршал Ричард, он ведь стал маршалом, отказался. Ричард Окделл умер графом Гориком.

— Ваша кузина это не одобрила, — не удержалась от шпильки капитанша, но Ларак, как и положено Лараку, ничего не понял.

— У меня нет в этом сомнений, — заверил он. — Мирабелла преклоняется перед Святым Аланом. Она мечтала назвать сына в его честь, но первенец Повелителей Скал получает имя прадеда.