— Ну не знаю, не знаю, — откровенно начал издеваться он, — зависит от того, как мы договоримся.

— Граждане пассажиры, — громко объявила проводница, вылезая из своего купе, — прошу занять свои места и предъявить проездные документы.

— Потом договорим, — буркнул я Жмене, — вы в этом вагоне едете?

— В соседнем, — кивнул он на тамбур, — место 35.

А я вернулся к Марине в совсем уже испорченном настроении. Дальше была проверка билетов и складирование их в сумочку с кармашками (меня всегда, кстати, занимал вопрос — зачем это делается? вначале собирать, а потом раздавать… ответа у меня нет) и чай в мельхиоровых подстаканниках, к которому Марина присовокупила по два бутерброда.

— А ты говорил, зачем они, — уминала она второй бутерброд, — вот за этим самым…

А далее я сказал, что мне надо в сортир, и вышел в следующий вагон — место рядом со Жменей оказалось не занято, я туда и плюхнулся.

— Поговорим? — предложил я, — по-хорошему для начала.

— Конечно, — согласился тот, — для начала и так можно.

— Что ты хочешь за своё молчание про мой отъезд? — начал я.

— Ты и сам знаешь, — ухмыльнулся он, но поймав мой суровый взгляд, тут же поправился, — я имел ввиду плёнку с записью конечно.

— Договорились, — быстро ответил я. — А если в глобальном смысле?

— Не понял? — поднял брови Жменя.

— Зачем ты вообще эту бучу затеял с обвинениями меня хер знает в чём?

— Аааа, — протянул он, — в этом смысле… понимаешь, Антоша, жизнь это такая штука… — и он замолчал.

— Ясно, — бросил я, — а я ведь знаю, кто тебя в том сортире приложил…

— Да ты что? — картинно вскинул руки Жменя, — и кто же это такой смелый нашёлся?

— Кто-кто, Сергей Олегович ваш… у меня и свидетель есть, который подтвердит свои слова под присягой.

Жменя слегка сдулся, грязные ухмылки куда-то сгинули с его физиономии, осталось там только выражение глубокой озабоченности.

— И что дальше? — спросил он, глядя в окно, поезд наш между делом проскочил платформу «Дачная».

— Предлагаю нулевой вариант, как на переговорах по стратегическим наступательным вооружениям, — ответил я.

— А это как? — озадачился он.

— Я сделаю так, что мой свидетель больше рта не раскроет, а ты забираешь свою заяву из ментовки… ну придумаешь что-нибудь типа «я его неправильно понял» или «в голове помутилось после падения». И мы расходимся левыми бортами, как в море корабли. И всё на этом…

— Стоп, — притормозил Жменя, — как так вышло, что кто-то видел конфликт в туалете? Подробности выкладывай, раз уж начал.

— Да очень просто, Тимоша (тебе меня именовать Антошей можно, почему бы и мне не перейти на такой же язык), видеть вас, естественно, никто не видел, но слышали очень неплохо — между учительским и мальчиковым сортирами есть вентиляционное отверстие, через него и слышали.

— А… — раскрыл рот для следующего вопроса он, но я его опередил, — а потом свидетель вышел в коридор второго этажа и отследил выходящего человека, это и был ваш начальник. Что там произошло-то между вами, не расскажешь? — неожиданно для самого себя добавил я новый вопрос.

— Нет, не расскажу, — отрезал он. — А насчёт твоего нулевого варианта я подумаю до конца поездки.

— Хорошо. Мне бы надо к подруге вернуться, а то она поди забеспокоилась уже… и ещё одна просьба — не попадайся ей на глаза, а то за последствия я не отвечаю.

— Ладно, — буркнул Жменя и отвернулся к окну.

— Что-то ты долго там, — заметила Марина, когда я вернулся на своё место.

— Очередь, — коротко отговорился я. — Ну так что там с достопримечательностями столицы-то? Выбрала?

— Ага, — отозвалась она, — Кремль и парк Горького. До ВДНХ уж очень далеко и территория у неё большая, не успеем.

— Хороший выбор, — похвалил её я, доставая карту московского метрополитена.

Блин, какой он маленький-то в это 72 году, невольно подумал я. И названия сплошь старые, вспоминать придётся, что они означали… Дзержинская это Лубянка наверно, Проспект Маркса — Охотный ряд, а Площадь Ногина так и не вспомнил что такое. Ладно, по обстановке разберёмся.

— Смотри-ка, — начал я объяснять Марине, — нам во все эти пункты надо по одной ветке ездить.

— По красной, — согласилась она.

— Ага, она же Кировско-Фрунзенская. С Ярославского вокзала спускаемся на Комсомольскую-радиальную, первая остановка на Проспекте Маркса, там Кремль и всё остальное. Потом продолжаем движение до Парка культуры… там придётся, правда, через Москву-реку перебраться, чтоб в этот парк попасть.

— По Крымскому мосту надо идти, — вспомнила что-то она, — а почему он Крымский?

— Да вроде там посольство крымского хана было когда-то, — вспомнил я обрывки из Википедии. — Катаемся мы здесь, значит, на карусельках, а в пол-шестого возвращаемся в метро и пилим до Спортивной смотреть хоккей.

— Время на перекус ещё надо выделить, — напомнила Марина.

— В парке Горького вагон забегаловок, можно там, — предложил я, и она согласилась.

Прокатили город Ковров… в детстве я всё время думал, когда видел это название, при чём тут ковры, в средне-русской же полосе их отродясь не делали, да и не использовали, мода на них пришла уже при советской власти. Когда вырос, нашёл объяснение — это от князей Ковровых, они же Стародубские, имение у них тут было с 16 аж века.

— Слушай, — вдруг толкнула меня в бок Марина, — а я тут вспомнила, что у тебя же подписка о невыезде оформлена…

— Ерунда, — попытался успокоить её я, — одним днём туда-сюда… да и не заметит никто в воскресенье-то.

— Ну смотри… — нахмурилась она, — а то загремишь в камеру…

— Не загремлю, — похоронным тоном ответил я, — не волнуйся, — но у самого, конечно, на душе заскреблись кошки.

Перед самой Москвой я сказал Марине, что надо рассчитаться за чай, а сам заскочил в соседний вагон. Подходить к Жмене уж не стал, а просто от тамбура вопросительно посмотрел на него. В ответ он кивнул головой и поднял два пальца в форме латинской буквы V. Из чего я заключил,