Хальвдану иногда становилось интересно, что за замок стоял раньше на этом месте. Судя по размеру темниц – просто огромный, гораздо больше нынешнего. Наверное, здесь обитал какой-то древний правитель, история жизни которого со временем стерлась со страниц летописей или затерялась в глубинах хранилищ свитков. Неизвестно, зачем ему были нужны такие мрачные казематы, но от них словно до сих пор веяло болью и страданиями. По дому ходили толки, что в подземелье живет призрак. Якобы даже кто-то видел его, хоть почти никто здесь не бывал. И то верно: какое же подземелье без привидения. Чаще всего о том судачили впечатлительные служанки, но и кмети – те еще болтуны – не брезговали, приправляя рассказы выдуманными ими же легендами. А отроки время от времени даже устраивали между собой испытания мужества: кто дольше сможет просидеть в неосвещенном коридоре подземелья. За это обычно хорошенько влетало от старших, но мальцов это не останавливало.

Чем глубже спускался Хальвдан, тем более промозглым и тяжелым становился воздух вокруг. Пламя факелов, закрепленных в проржавевших держателях, трепетало вслед, и тень Хальвдана плясала на изъеденных сыростью стенах. Кое-где ступени все же обрушились, и приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не сверзиться и не отшибить себе что-нибудь.

Кивнув одинокому стражнику, не иначе оставленному здесь предусмотрительным Вигеном, Хальвдан вошел в услужливо открытую перед ним дверь единственной занятой камеры.

– Принеси еще лучину! – едва обернувшись, крикнул он. – Ни зги ведь не видать.

Часовой расторопно принес еще один светец и поставил его на пол, потому как больше некуда. Только тогда Хальвдан как следует смог разглядеть пленника.

Мальчишка, поджав ноги к груди, сидел на драном соломенном тюфяке, который еще видал, наверное, того древнего правителя. Волосы парня были всклокочены и падали на глаза, сверкающие в полумраке черными угольками. Под левым глазом явственно расплывалась краснота, обещающая превратиться на следующий день в хороший синяк. Значит, Труш не удержался, приложил-таки к вельдчонку тяжелую руку. За это он тоже получит заслуженную взбучку. Но потом.

Вельд поднял взгляд, в котором не отразилось ничего, кроме безразличия. Жаловаться и взывать к пощаде он, похоже, по-прежнему не собирался. Хальвдан медленно подошел и остановился перед мальчишкой:

– Встань. – Тот поднялся, неловко скособочившись и прижимая ладонь к боку, который, верно, тоже пострадал от кулака или ноги Труша. Хальвдан попытался говорить терпеливо и насколько можно доброжелательно: – Как тебя зовут?

– Рогл. – Парнишка с едва промелькнувшим любопытством глянул на секиру, висящую на его поясе. Затем посмотрел в лицо и нахмурился. – Почему меня заперли здесь? Я ведь не делал ничего плохого! Я не причинял вреда той девушке…

– Ее зовут Млада, – непонятно зачем уточнил Хальвдан.

Видимо, воительница не стала представляться вельду. Что ж, это на нее очень похоже. Да и имя – не то, что можно называть каждому встречному. Тем более вражьему отпрыску.

Мальчик помолчал, напряженно прищурился, не сразу сообразив, что ему сказали. А потом едва заметно улыбнулся.

– Млада… – пробормотал он, будто имя его удивило. – Да, ей. Я не хотел сделать ничего плохого. Только хотел пойти с ней!

– А жителям княжества ты тоже не делал ничего плохого? М-м? – Хальвдан невольно начал раздражаться от нарочито невинного вида вельдчонка. Так и позабудешь, кто он есть. – Скажешь, и в набегах не участвовал?

В таком возрасте иные парни уже вовсю ходят в походы и, случается, убивают. С Хальвданом так и было: в первый поход через море на запад он отправился, едва отметив шестнадцатилетие и получив браслет от конунга. А вельд достаточно крепок и ростом обещает удаться высоким. Такого выучи как следует – грозный получится воин.

– Не участвовал! – слишком резко ответил Рогл.

Хальвдан вскинул руку, замахиваясь – мальчишка сжался и мгновенно покрылся по́том, в его глазах промелькнул испуг. Знать, он понимал, что одного сильного удара может хватить для того, чтобы вышибить из него дух. А Хальвдан и не собирался бить вельдчонка. Пока что. Он опустил руку, обтер о штанину, будто успел замараться.

– Еще один такой ответ – и закувыркаешься вон до той стены. Зубов не убережешь. Понял?

Вельд кивнул.

– Тогда рассказывай все, пока язык не отвалится, – спокойно продолжил Хальвдан. – Каковы планы вельдов? Нападут на Кирият или дальше будут деревенских шугать?

– Точно я не знаю… – собравшись с духом, вздохнул парень. – Отец со мной об этом не говорил. Но на Кирият идти он никогда не собирался. И сейчас не станет. Он не для того лагерь разбил так далеко. Да его и не было до недавних пор. В начале осени мы в те места пришли. И войска не было.

Хальвдан заинтересованно скрестил руки на груди.

– А как же те отряды, которые нападают на деревни уже много лет?

– Они всегда появлялись неожиданно, – мальчик отвел глаза в сторону, что-то вспоминая. – Я видел, как они приезжали, выслушивали отца и исчезали. Иногда привозили пленников, чтобы провести ритуалы для Хозяина. Но такого большого лагеря, как теперь, я никогда не видел. Всегда были только несколько десятков воинов для охраны, когда мы останавливались где-то. На одном месте мы не задерживались больше нескольких седмиц. А зимой и вовсе жили, бывало, в городах. Далеко отсюда. И других вельдов с нами не было.

Такого Хальвдан не ожидал услышать. Он всегда считал, что большое племя вельдов пряталось, используя какое-то колдовство или морок, наведенный их жрецом. А то и просто забиралось в глухие, не обжитые места. Но сейчас получалось, что кроме тех небольших отрядов, никого и не было? А Рогл все это время жил едва не с одним отцом.

– Постой. А кто твой отец?

Рогл поморщился, будто только одна мысль об этом вызывала отвращение.

– Жрец и вождь племени.

Хальвдан громко хмыкнул. Эхо качнулось под потолком камеры. Тогда многое вставало на свои места. Но в историю, рассказанную мальчишкой, все равно не больно-то верилось.

– И что, ты хочешь сказать, что никогда не жил в большом племени, не играл с другими детьми? Зачем твоему отцу отделяться от остальных?

– Он не отделялся, – Рогл пожал плечами, будто говорил о само собой разумеющихся вещах. – Он всегда жил так. Других детей я правда никогда не видел. И сейчас, когда собралось много воинов, я был одним подростком в лагере. Там нет ни женщин, ни стариков. Только взрослые мужчины.

Значит, жрец все же что-то замышлял. Раз сгоняет всех соплеменников в одно место.

– И после этого ты станешь утверждать, что он не готовит нападения?

– Идти на Кирият он не собирался. Остального я не знаю, – парень набычился. – И зачем ему такое большое войско – тоже. Правда, не знаю. Отец никогда со мной ни о чем не говорил. Может, считал, что мне рано о том знать. А может, не доверял.