– Я не знаю вас! – проговорила она, отшатнувшись ишагнув назад.

Их разделяло такое малое расстояние, что она не могларассчитывать на побег. Если бы даже она решилась это сделать, он тотчас бысхватил ее за шею. Стоило ей представить его пальцы у себя на затылке, как унее вновь затряслись поджилки. Ее охватил дикий ужас от сознания того, что он влюбой момент мог это сделать и никто не в силах его остановить; оттого, чтолюди вообще способны на такие поступки, и оттого, что она одна и совершеннобеззащитна перед странным незнакомцем. Охваченная этими мрачными мыслями, онавновь принялась требовательно уговаривать его покинуть дом:

– Уходите отсюда! Слышите! Немедленно уходите!

– Не могу, красавица моя, – слегка приподнявбровь, упорствовал он. – Поговори со мной. Расскажи, что ты видела, когдамного лет назад приходила в тот дом.

– Зачем я вам нужна?

Она отважилась сделать еще один, очень осторожный шаг назад.За ее спиной расстилался пляж. Что, если она побежит через двор по дощатойдорожке прямо к заливу? Теперь морской берег казался ей пустынным пристанищемкошмарных снов. Интересно, не снился ли ей когда-то очень давно этот ужасныйсон?

«Никогда, никогда не произноси это имя!»

– Я теперь такой неуклюжий, – неожиданноразоткровенничался незнакомец. – Пожалуй, когда я был призраком, то былкуда более изящен, верно? Я мог прийти и уйти, когда мне было нужно. Теперь жеприходится странствовать по жизни так, как делают это все люди. Но мне нужнытолько Мэйфейры. Нужны они все до единого. Я хочу собрать их всех в тихойпрекрасной долине и петь для них под луной. Ведь прежде я с легкостью могсобрать вас всех в один круг. Но теперь у нас никогда не будет такого счастья,Гиффорд. Полюби меня, Гиффорд.

Он резко отвернулся, будто пронзенный болью. Но ему не нужнобыло ни ее сочувствие, ни ее участие. Ему было ровным счетом все равно, какиеона испытывала к нему чувства. Предавшись своему страданию, он довольно долгосохранял молчание, и все это время его грустный и безразличный взор былустремлен в сторону кухни. В выражении его лица и в манере держаться было нечтотакое, что невозможно выразить словами.

– Гиффорд, – наконец произнес он. – Гиффорд,скажи… Каким ты меня находишь. Хорош ли я для тебя? – Он вновь повернулсяк ней лицом. – Посмотри на меня.

Он резко склонил голову, собираясь ее поцеловать, причемсделал это с такой стремительностью, с какой только пернатые способны добратьсядо вожделенного водопоя. И вновь ее окатила волна теплого приятного аромата, насей раз напоминавшего запах какого-то животного. Подобным образом пахнут собакии птицы, когда их вытаскивают из клетки. Его губы закрыли ей рот, а ладониобвили шею. Она почувствовала, как его большие пальцы нежно скользнули по ееподбородку, потом по щекам. И ей захотелось убежать, скрыться, замкнуться всвоем внутреннем мире, чтобы оградить себя от всякой боли. Она почувствовалатомительно-приятное тепло, разливающееся внизу живота, и хотела сказать: «Этомуникогда не бывать», но не смогла вымолвить ни слова. Гиффорд поняла, чтооказалась полностью в его власти. Он убаюкал ее своими нежными ласками,пальцами, которые поглаживали ей шею и лежали прямо на горле. По телу пробежалимурашки – по спине, по плечам и рукам, до самых кончиков пальцев. Господи,кажется, она вот-вот упадет в обморок. Она теряла сознание.

– Нет, нет, дорогая, я не причиню тебе боли, – какбы в ответ на ее страхи проговорил ночной посетитель. – Гиффорд, милая,моей победе будет грош цена, если я заставлю тебя страдать.

Его слова прозвучали как песня. Ей казалось, что она дажеслышала мелодию, которая будто изливалась из него во мрак комнаты. Он целовалее снова и снова. Пальцы, покоившиеся на ее горле, не сдавливали его. Тем неменее она дрожала Гиффорд не сразу осознала, что невольно положила руки ему нагрудь. Конечно, она не смогла бы с ним справиться. Не смогла бы даже сдвинутьего с места. Ведь он все-таки мужчина и, без сомнения, намного сильнее ее.Всякие попытки с ее стороны отстраниться от него были бы тщетны. Внезапно еетело охватило такое сильное и до боли приятное ощущение, что она сотряслась всладостном спазме – можно сказать, достигла вершины, если бы за ней непоследовало множество других таких же вершин. А когда вы достигаете множествавершин, это уже не победа, а, наоборот, верное поражение. Нечто вроде сдачи вплен противнику.

– Пусти меня, – с истинно детским простодушиемпроизнес он. – Позволь мне войти в тебя. Ты создана для меня. И должнапринадлежать мне.

Он отпустил ее, потом снова подхватил и ласково поднял наруки. В следующий миг она ощутила под собой холодный пол. Глаза ее оставалисьоткрытыми, и она молча наблюдала за тем, как он стаскивает с нее шерстяныечулки. И в это мгновение Гиффорд вдруг ни с того ни с сего подумала, что свитерможет оказаться слишком колючим. Интересно, каково это обнимать человека,облаченного в одежду из грубой шерсти? Шелковые волосы приятно щекотали ейлицо. Она все ощущала и слышала, но не могла издать ни звука. В этом былвиноват запах. Он напрочь лишал ее сил, путал мысли в голове.

– Нет, я не позволю этому случиться, – с трудомвыдавила из себя Гиффорд. Ее голос прозвучал словно издалека. В нем неощущалось ни силы, ни даже какого-либо искреннего желания говорить. –Уходи, Лэшер, оставь меня, – продолжала она все тем же безвольнымтоном. – Я тебе говорю. И Стелла говорила маме…

Она потеряла мысль на лету. А в памяти мгновенно возникловидение из далекого прошлого. Это была юная Дейрдре, ее старшая двоюроднаясестра. Когда-то она забралась на высокий дуб. И там, откинувшись назад исомкнув веки, предавалась любовным утехам с каким-то мужчиной. Помнится, на нейбыло коротенькое цветастое платье, не способное скрыть от посторонних глазтворимый ею грех. Гиффорд стояла под деревом и была свидетелем Дурных Мыслей иПорочных Прикосновений. Свидетелем экстаза! Тогда она впервые увидела во всейкрасе мужскую плоть, которая сливалась с лоном женщины.

– Избави нас от зла, – прошептала она.

За сорок шесть лет жизни подобным образом прикасался к нейтолько один мужчина. Только один мужчина мог так неловко срывать с нее одежду,будь то в шутку или всерьез. Только он мог вонзать в нее свой член и целоватьей горло. То, что происходило с ней теперь, не было плодом воображения. Онаявственно ощущала в себе мужскую плоть, которая проникала все глубже и глубже.Да, именно плоть, а не призрачную субстанцию.

«Господи, я не могу!.. Господи, помоги мне!»