– Молодца девка! – одобрительно провозгласил голос свыше.

После чего отнюдь не комплиментами был щедро одарен какой-то Васька, у которого вовсе нет мозгов, а руки растут из того самого места, где у меня, например, прячется шило.

Развернутыми пассажами в строгий укор безмозглому Ваське были поставлены медлительность, невнимательность, несоблюдение техники безопасности и неумение правильно использовать липкую ленту. Я с интересом прослушала этот гневный монолог, почерпнув из него сведения, которые мне обязательно пригодятся, если я надумаю писать статью о тонкостях непростого ремесла мебельного грузчика.

Потом предположительно Васька, невидимый за громоздким шкафом, сделал пару смелых рацпредложений по нетипичному использованию ранее упомянутой липкой ленты, настойчиво порекомендовав предыдущему оратору намотать ее себе на и засунуть ее себе же в.

После этого мы с моей совестью решили, что наша Люся еще недостаточно взрослая для таких эротических откровений, и с ящиком в обнимку я ретировалась во двор, ловко перепрыгнув через невозмутимую ковровидную кошку, относительно которой у меня возникло мимолетное подозрение – а не дохлая ли она?

Полминуты спустя это подозрение бесследно исчезло – вместе со стаей голубей, которые умчались ввысь с первыми звуками дикого кошачьего вопля, и самой кошкой. Она вылетела со двора с гневным мявом, который я трактовала как непереводимый кошачий фольклор.

Потом во двор, качаясь, выплыл шкаф, влекомый двумя злыми потными мужиками.

– А ну, вертай ящик взад! – грубо рявкнул мне один из них.

– В чей? – ехидно спросила я, и над моей головой колокольчиком зазвенел заливистый смех.

Я подняла голову и под красным баннером с сообщением о продаже увидела сияющую детскую мордаху в обрамлении шевелюры цвета медной обмотки аккумулятора.

Я вспомнила, что такой же яркий колер имели кудри Ираиды Агафоновны, и проницательно спросила:

– Эй, ребенок, ты, случайно, не из восьмой квартиры?

– А зачем вам восьмая квартира? – вмиг перестав смеяться, с подозрением спросил ребенок.

По одной голове в буйных рыжих кудрях я никак не могла определить его пол.

– Вообще-то мне не квартира нужна, а ее хозяйка, – объяснила я. – Ираида Агафоновна Фунтикова. Я к ней пришла.

– Ма-а-а! – продолжая глазеть на меня, воззвал совершенно точно не ко мне чей-то рыжий ребенок.

– Ну, что еще?! – донесся из глубины квартиры крайне взвинченный женский голос.

Судя по тону, его обладательница выдержала уже с полдюжины раундов передачи «Что? Где? Когда?», в одиночку расщелкав мешок заковыристых вопросов.

Рыжая детская голова исчезла, словно ее выдернули из окна, как морковку с грядки, и через несколько минут возникла снова уже в женском варианте.

– Бабушка Рая умерла, – уведомила меня сердитая родительница рыжего чада. – А вы чего хотели-то? Если она у вас деньги занимала, то не повезло вам, мы за ее долги не отвечаем. Мало ли каких дел полоумная старуха натворить могла, мы абсолютно не в курсе и совершенно ни при чем.

– Нет, совсем наоборот! – Я моментально определилась с тактикой. – Это я у Ираиды Агафоновны как-то деньги занимала, вот, хотела отдать, но раз уже некому…

– Ну как же – некому, а семья? Я вот ее внучка родная, например, Таня меня зовут, – женщина сменила тон и взбила рыжие локоны, как будто это должно было усилить фамильное сходство. – Да вы не стойте там, поднимайтесь в квартиру!

– Да тут же люди работают, неловко мешать, – замялась я, покосившись на грузчиков.

Те курили, стоя под сенью шкафа с таким недобрым видом, словно окурки предполагалось не затоптать, а прицельно метнуть в предмет мебели, полив их сверху бензинчиком. На лицах курильщиков большими удобочитаемыми буквами, легко складывающимися в короткие емкие слова, читалось все, что они думают о крупногабаритном антиквариате.

– Ничего, люди пока передохнут, им еще пианино выносить, – отнюдь не подбодрила удрученных перспективами грузчиков рыжеволосая хозяйка.

Я пожала плечами и вошла в подъезд. На полпути к восьмой квартире сообразила, что так и иду, баюкая на локте, как младенца, самоотделившийся от шкафа выдвижной ящичек, и аккуратно прислонила его к стене в углу лестничной площадки.

Ящик встал на временный прикол с нетипичным шорохом.

Я заглянула за него и увидела прилипшую к дну снаружи макулатурину. Потянула, дернула – и стала обладательницей помятой половинки школьной тетрадки. Когда-то ее разрезали поперек и использовали для записей, разобрать которые в полумраке не представлялось возможным.

– Видимо, тетрадка лежала в этом ящичке, а потом как-то из него вывалилась, – предположил мой здравый смысл.

– И прилипла. – Осторожно ковырнув и подозрительно понюхав окаменевшую темную массу на обложке, я поняла, что смычку ящика и тетрадки обеспечила конфета-ириска.

Тут руки мои снова проявили своеволие и зачем-то затолкали тетрадку в сумку. Я не стала выяснять – зачем, потому что сверху меня уже своеобразно аукало дитя:

– Эй, тетенька, которая пришла к мертвой бабушке, ты там еще живая?

Подавив порыв перекреститься, я ускорилась и поднялась в квартиру усопшей подруги моей покойной бабули.

Ираидина внучка ждала меня в дверях. Я сразу же протянула ей пару купюр:

– Вот, извиняюсь, что не успела…

– Лучше поздно, чем никогда. – Женщина проворно спрятала деньги в карман фартука.

– Я Люся, моя прабабушка Зинаида Евграфовна дружила с вашей бабушкой…

– А, помню, высокомерная такая старуха. – Таня демонстративно задрала нос, явно изображая мою Ба Зину. – Жива еще?

– Нет, увы, еще в прошлом году умерла.

– А наша только на прошлой неделе, вот, разгребаем завалы в ее норе.

– Она болела, наверное? – предположила я. – Чувствовала, что уходит, дела в порядок приводила?

– Да как бы не так! С чего вы взяли? Просто уснула и не проснулась, даже завещание оставить не позаботилась!

– Дело в том, что я от нее вчера письмо получила, – объяснила я. – Странное такое письмо…

– Письмо? – Рыжая нашла взглядом свое дитя и нахмурилась. – Женька! Тебе куда было велено бумажки нести? Я же сказала – все в мусорку!

– Мам, ну как – все в мусорку?! – всплеснуло лапками дитя с неясным в смысле половой принадлежности именем Женька. – Там же и письма были! Самые настоящие старинные письма, бумажные, в конвертах, с марками!

– Какая прелесть, – умиленно пробормотал мой здравый смысл. – Поколение, выросшее в интернете, очаровывается бумажными письмами!

– Я с тобой потом поговорю, – пообещала детенышу мать и снова повернулась ко мне. – А вам скажу: не знаю я, что там за письма! Бабуля у нас была странноватая, под конец совсем с головой не дружила, так что мы из ее бумажных развалов только документы выбрали, а все остальное выкинули без разбора.