– Ничего смешного тут нет, – обидчиво молвил Ратша, узрев, как зазвончато засмеялась девочка. – Чего смешного кады хотел нас сжечь.

– Вот ты дубина, Ратша, – довольно отозвалась юница. – Ну, неужели ты думаешь, Круч мог сжечь Седми? Он просто шутил, как Стынь и Темряй, они такие же… С ними так легко… так.

Влада незамедлительно смолкнув, прекратила смеяться. По лицу ее разком прошло зябью волнение, вроде скрутившее судорогой и исказившее черты, на глаза навернулись слезы, и всхлипом отдалась та кручина внутри груди, острой болью прорезавшей, похоже, сердце напополам.

– Кто такие Стынь и Темряй? – вопросил Ратша, ибо впервые слышал имена этих Богов.

Дотоль, пока Димурги и Атефы не селили своих отпрысков на Земле, детям не рассказывалось о братьях старших Расов, ибо Бог Дажба как управляющий в Млечном Пути выбирал по своему желанию сами верования и традиции к ним. Нынче наставники только… только стали сказывать детям в целом о сынах старшего Димурга и о нем самом, как и об Атефской печищи. Поелику именно таковое знакомство с иными Творцами было в замыслах Дажбы, который хотел собственной близостью к детям возвысить их над иными отпрысками далее населяющих наравне с белыми Землю.

– Это сыны Першего, – пояснила Влада, почувствовав, как теперь вся смурь переместилась томление в голову, и изнутри надавила на лоб.

– Зиждителя Першего, – поправил мальчик девушку и единожды глянул на нее с осуждением. – Недопустимо называть Бога, Творца всего сущего на Земле и равного по своей силе и могуществу Зиждителю Небо, так запросто, без положенного величания.

– Да, Ратша, ты прав… Это я так по забывчивости, – протянула юница, четко понимая, что перед мальчиками, как и перед гомозулями, альвами и духами надобно скрывать происходящее с ней. – Ну, так… А, что было дальше? Дальше… О чем Бог Круч говорил с Двужилом?

– Говорил в основном о ратном искусстве, – принялся сказывать Ратша, осознавая, что пред ним старший по главенству среди людей поселения. – Вскользь заметил, что хотел бы видеть учителей ювелиров. Более подробно поспрашал про кузнецов… А в остальном толковал о ратниках, и о том, что их детей надобно обучить особому воинскому искусству. Бог Круч всяк миг тревожился, потирал ладони так, что Зиждитель Седми не раз просил его успокоиться и также часто гладил по голове и щекам, а пару раз и вовсе подняв с присядок, крепко обнял, точно, как порой нас обымает Батанушко.

Владелина сызнова легохонько улыбнулась, ибо знала, как трепетно может обнимать Седми и сколько любви тогда чувствуется в его руках, губах мягко касающихся волос. Она какой-то морг перемешивала в себе тоску по Першему с желанием видеть Седми, а после, повернув голову, и глянув на отрока, любознательно вопросила:

– А, что за особое воинское искусство?

– А ты знала, Влада, что Бог Асил привез на нашу Землю людей, иных только… Не похожих на нас? – вопросом на вопрос отозвался мальчик, сам не менее задумчивый, и, вскинув руку всколыхал на голове свои пшеничные, вьющиеся волосы.

– Нет, это люди… вернее, дети похожи на нас, – недовольным тоном ответила девочка, чувствуя потребность познавать и не имея желания поколь делиться своими знаниями, перстами правой руки огладив шерсть на загривке Удалого. – Просто у них другой цвет кожи, и так черты лица, волосы… Но в целом они как мы. Они не лопасты али энжеи. Ну, так, что за искусство?

Одначе, так как Ратша задумавшись, и словно излавливая в своих густых волосах чего-то, не слышал девочку, и не сразу откликнулся на ее поспрашание, шибутно потрясла его за плечо.

– Искусство, – видимо пробуждаясь, молвил отрок и выпустил из пальцев свои взнузданные вверх волосы. – Не помню, как Бог Круч его назвал… Буси, кажется. В общем, это какой-то там особый путь воина, со своим сводом правил и норм поведения, как в бою, так и наедине с собой. Бог Круч сказал особое воинское любомудрие и мораль, где главными добродетелями воин должен избрать верность своему старшему, справедливость и мужество. Бог Круч еще много чего говорил, я уже и не упомню, но когда закончил Двужил ответил, что среди гомозулей, как оно и понятно, хранится тот путь воина, ибо одна из ветвей гомозулинского племени живет по бусидо. И ежели Бог Воитель позволит, он выделит положенное количество наставников… Слушай Владу, а какой у них, у этих детей, цвет кожи? – Резко переходя с рассказа на спрос, произнес Ратша. Девушка не менее порывчато вздела плечи, и качнула головой показывая своим видом, что это ей не ведомо. – Потому как, – продолжил пояснять мальчик, – Двужил спросил у Бога Круча, всех детей Зиждители решили обучать тому искусству. А Бог Круч ответил, что лишь одну часть, те которые хранят в себе коды Бога Велета… Иных надо будет учить, как обычно. И еще Бог Круч добавил, что ежели ему все понравится в том обучении, тогда в свою Галактику, когда он начнет в ней управление, в первую систему будут приглашены только наставники данного воинского искусства. Поелику он жаждет населить ее лишь своими отпрысками. Тогда Бог Круч так заволновался, что его стало покачивать туды… сюды. Потому Зиждитель Седми торопливо поднял его с присядок, и, прижав к себе, успокоительно молвил, что Бог Воитель, непременно, и в положенный срок пришлет «нашему дорогому малецыку». Зиждитель так и сказал «нашему дорогому малецыку» гомозулей. «Ты только так не тревожься, ибо я сам за всем прослежу», – дополнил он. Бог Круч чуть слышно дыхнул и ответил: «благодарю». Засим Двужил и иные гомозули нежданно резко развернулись, и, не сказав ни слова, направились к тому устройству, что перенесло нас с капища на поляну. Это мне потом Крепыш пояснил, что так им велел Зиждитель Седми, ибо Бог Круч вельми разволновался, оно как дюже юн еще… А я тогда того не ведал, и остался стоять стоймя подле Богов. Зиждитель Седми еще малость обнимал Бога Круча, после провел по волосам дланью и очень тихо молвил, что неможно так тревожиться и коли, что давит лучше сказать, а не таить в себе. На, что Бог Круч немедля отозвался вопросом, все ли благополучно с лучицей. «Давеча, – дополнил он погодя свой вопрос. – Было такое сильное видение, оно отозвалось мощной болью во мне, потому я поколь не могу с собой справиться. Не могу себя успокоить… Если бы не этот обмен, к которому я готовился, Отец, ноне бы меня увез из Млечного Пути, но я настоял на своем… Отец считает, что те видения, меня могут обессилить, понеже лучица вельми мощно их подает и не правильно. Лучица не обучена и так как я самый юный из Богов, весь этот выброс принимаю на себя, так ему объяснил Отец Перший… Отец Перший и посоветовал срочно увезти меня из Млечного Пути поколь он не уладит вопрос с Расами по поводу наставника… Почему, вы не возьмете лучице наставника, Седми, мастера?.. Почему упрямитесь, это ведь надобно девочке, я уже не говорю о лучице? Я не хочу улетать из Млечного Пути пока… Потому как тут, Перший, ты…» Зиждитель Седми внезапно весь заискрился так, что я подумал днесь вспыхнет и сожжет все еще придерживаемого им за плечи Бога Круча, но посем он также резко потух и явственно дрогнувшим голосом молвил: «Мне очень жаль, милый мой малецык, что тебе надобно отбыть из Млечного Пути, но я также отбуду вмале… И Отец Перший насколько мне известно тоже, коли ты за ним тоскуешь, на встрече, непременно, это скажи, абы побыть подле и успокоиться… Но Асил прав, тем паче, ему посоветовал Отец, раз так болезненно тот зов отдается в тебе, лучше тогда убыть из Млечного Пути. Дажба тот зов тоже воспринимает болезненно, но много легче чем ты. А по поводу наставника, так упрямятся не Расы, один Небо. Я многажды раз уже конфликтовал с Небо по этому поводу, жаловался на него Першему, а намедни побывал с тем у Родителя. Думаю, теперь все утрясется. И вскоре у нашей бесценной лучицы будет мастер, надеюсь тот же, что у меня и у тебя, мой милый». – Ратша на малость прервался, перевел дух, и уже много неспешнее дополнил, – но тут пришел Крепыш, цепко схватил меня за локоть и увел за собой. Он мне потом сказал, что я дубина, ибо не должен был подслушивать разговор Богов, то предосудительно. И коли бы Зиждитель Седми меня приметил, однозначно испепелил. Потому я о том разговоре никому не сказывал, кроме тебя. А тебе сказал, оно как мне дюже интересно узнать, кто такая эта лучица? Ты ведь знаешь, Владу?