Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«После войны в нашем лесу у «Замостья», где теперь находится Кардиоцентр, была салотопка, — начал издалека пояснять мне тот случай Александр Николаевич. — Там работал знакомый врач, и он изредка давал нам вареного мяса домой на корм свиньям. Оставшиеся кости мы за ненадобностью выбрасывали на улицу (по деревне тогда много валялось костей). И вот я как-то ночью сидел на крыльце той колдуньи с ее дочерями Лизой и Таней. Разговаривали. Шутили. Смотрим, носится по деревне собака. Мимо нас раз пробежала, другой, третий. Много по улице собак всяких бегало, но эта мне показалась подозрительной. Я сказал девчонкам: «Если она еще раз тут побежит, я запущу в нее костью». Девчонки обе взмолились: «Да не надо!». Видно, они догадывались, что это их мать превратилась в собаку. Смотрю, в темноте ночной собака опять мимо нас несется. Я поднял кость и со всего маху залепил ей. На следующий день колдунья слегла. Ее бригадир на работу наряжает, а она ему жалуется, что не может идти, бок болит. Бригадир говорит: «Да я ж тебя вчера вечером видел здоровой. Когда ты успела заболеть?». «Ночью подскользнулась», — в ответ сказала колдунья. Тут всем стало ясно, как она «подскользнулась». «Наверное, неприятно чувствовали себя перед людьми ее дочери?» — такой вопрос задал я Александру Николаевичу. «Конечно, — согласился он со мной. — Их теперь уже нету. А при жизни я никогда от них не слышал, чтобы они громко смеялись или пели песни. Но, между прочим, девушки обе мне доверяли, не стеснялись, что у них мать — колдунья. Однажды я летом ранним утром иду в колхоз на работу мимо их избы, слышу меня зовет Татьяна: «Саша, иди помоги, пожалуйста, маму вытащить!». Подошел. Смотрю, ее мать сидит скрюченная в глубокой щели между забором и поленницей дров. И стонет. Я удивленно спросил: «Как она там оказалась?». Татьяна ответила: «Лукавый силен!». Пришлось разбирать всю поленницу дров, чтобы вызволить оттуда колдунью».
(Имена дочерей колдуньи изменены).
Переговоры с «домовым» не состоялись
Мне раньше приходилось слышать о «домовых» только от деревенских жителей. Я всегда проявлял большой интерес к этим загадочным существам, поэтому старался как можно подробнее расспрашивать тех людей, у которых они водились.
Одна женщина говорила мне, что «домовой» находится в каждой избе. Если он «свой», то ведет себя тихо и мирно, как бы оберегая покой семьи. А если «чужой», то начинает «хулиганить». Например, щипаться. Домашнюю кошку мучить. От чужого надо освобождаться. Открыть дверь, веником с руганью представить себе его невидимого и выгонять.
Другой раз мне мужчина из Павловского района рассказывал, что у него тоже живет «домовой». Располагается он под печкой, где находятся ухваты. На вопрос, мешает ли он ему, мужчина ответил: «Как-то ночью начал греметь ухватами, я встал с постели и сказал: «Ты чего там никак на успокоишься? Мешаешь мне спать!». С тех пор давно никакого громкого стука не слышал». Еще мужчина добавил: «А вообще-то я на «домового» никогда не обращаю внимания. Пусть живет».
Затем я увидел по телевизору, как одна пожилая ленинградка «содержала» «домового» у себя на закрытой дверцей полке, подстелив ему в уголке для удобства какой-то лоскут. Она «разговаривала» с ним постукиванием о стенку. Задавала ему вопросы, предварительно договорившись о его способах давать ей ответ. Например: два удара значат «да», три — «нет». Тогда я подумал: везучие те люди, у которых живет «домовой».
И вот однажды днем я приехал из Нижнего Новгорода. Сел обедать. И тут услышал из деревянной хлебницы, которая располагалась у нас на холодильнике, странный шорох. «Этого еще не хватало», — проговорил я вслух. Мне сразу почему-то этот шорох напомнил мышиный. Хоть мы живем на четвертом этаже, но я слышал, что мыши могут забраться на любой этаж. Открыв крышку хлебницы, ничего там не увидел, кроме початой только что буханки ржаного хлеба да батона в целлофановых мешочках. Озадаченный, я сел опять за стол. Не прошло и минуты, шорох целлофановых мешочков повторился. Я невольно рассмеялся, а у самого по телу мурашки побежали. О чем я когда-то мечтал, сбылось — у нас в квартире завелся «домовой». Наскоро пообедав, я стал заниматься им. Начал задавать ему вопросы. Учить этой самой азбуке Морзе. Мне, наивному, очень хотелось расспросить его, как он оказался у нас? Откуда прибыл? И вообще «поговорить» с ним. Это же интересно. Я настойчиво задавал вопросы «домовому», но он на мои постукивания — молчок.
Пришла с работы жена, я стал ей хвалиться, что к нам в квартиру пожаловал «домовой». Жена сначала подумала, что я шучу, потому что в хлебнице шорохи больше не повторялись. Видимо, надоел я ему. Зато в ванной на полке стали слышны частые топанья, как будто маленький ежик бегал.
Возмущенная жена моя проговорила: «Еще нечисти у нас не хватало!». Недолго думая, взяла святой водички, давно привезенной мной из источника Серафима Саровского, открыла пластиковую створку той полки, побрызгала туда, а заодно и по всей квартире. И с той поры у нас опять воцарилась тишина.
Так что «переговоры» у меня с «домовым» не состоялись.
В юности море по колено
Нередко приходится слышать упреки пожилых людей в адрес юношей за их озорство. Забывая о том, что многие сами же были озорниками.
В юности и море кажется по колено. В этом возрасте каждый озорует в меру своих грез и фантазий, не задумываясь о последствиях.
Расскажу несколько случаев, произошедших со мной.
После просмотра фильма «Молодая гвардия» мне очень запомнился эпизод, где Олег Кошевой остановил мчавшуюся во весь опор лошадь. И я не замедлил подобное испытать на себе. Однажды в своей деревне, увидев скачущего знакомого всадника, я решил немедленно остановить его. Встал посреди дороги и поймал за уздцы лошадь. Мужик, который ехал верхом, успел вовремя остановить ее. Но все равно она меня ударила грудью своей и могла бы сшибить, если бы я ее не успел поймать за уздцы.
Еще был такой случай.
В колхозе я был зачислен в бригаду плотников. В первый день бригадир прочитал мне инструкцию по