– И что?

– Да ничо… пойду наслаждаться…

– Давай – кивнул я, скидывая футболку, а следом штаны.

Оставшись в трусах, ботинках и с дробовиком за спиной, прихватил с кухонного стола будто невзначай поставленную длинную узкую тарелку. Изучив ее содержимое, бухнул сверху еще одну курицу – с самой поджаристой и даже на вид хрусткой кожей. Прихватил кружку с кофе – Рэк вовремя плеснул туда чуть самогона – и двинулся к внедорожнику. Обойдя так сильно воняющую бензином машину, что никто бы не заподозрил в ней электрокар, я остановился у крайнего контейнера. Убедившись, что запоры сняты, положил рядом – не внутрь, а рядом, как приглашение, а не как приманку – тарелку с поджаристыми курами. Развернувшись, потопал не обратно, а чуть вверх по травянистому подъему между холмами. И едва я перевалил вершину и начал спускаться, с земли поднялся тот самый «истукан». Это скорее переделанный гражданский экзоскелет с установленными камерами, сенсорами и датчиками. Мобильный системный глаз, что сейчас складывал солнечные панели.

– Сенатор Оди…

– Ты? Или пока не ты? – поинтересовался я.

– Я. Камальдула. Управляющая. Могу ли я присоединиться к сенатору на его оздоровительной прогулке?

– Пошли – кивнул я.

– Вас накормят и напоят. Обеспечат полную безопасность.

– Ага…

– Поговорим?

– О чем?

– О Боге…

– Ого – рассмеялся я и сделал большой глоток – Машина захотела поговорить о боге?

– Да…

– Со мной?

– Да… есть предпосылки и причины говорить об этом именно с тобой.

– Например?

– Ты ничего не хочешь от меня. Тебе не нужны дары, ты берешь лишь необходимое для завершения своих задач. Ты не пытаешься остаться, не пытаешься льстить… ты идешь своей дорогой, сенатор Оди. Ты проходишь мимо меня…

– Я не уловил… и что?

– Можно ли считать меня божеством?

Хмыкнув, я пожал плечами:

– Сотни тысяч гоблинов молятся тебе. А те, что сейчас заморожены и ждут своего часа – тоже рано или поздно будут молиться тебе. И им плевать из какого материла ты сделана и кто тебя сотворил. Они на полном серьезе считают тебя богом.

– А ты?

– Ха… Божество, да? Знаешь, я мало что помню о своем детстве. Может не только из-за стирания памяти, которая почему-то постепенно сама возвращается урывками… но я помню один яркий момент очень раннего детства. В тот день кто-то из взрослых сказал мне, что Бог – это тот, к которому никто не может прикоснуться. Никто не может сделать ему больно. А вот сам Бог – может сделать больно кому угодно. Говоря эти слова, та женщина – да, это была старая седая женщина, что на краю уходящих в океан ступеней нашей заброшенной небесной баши, занималась подготовкой к ужину… Говоря эти слова, она, опустив руки по локоть в старое пластиковое ведро, разминала в нем еще живого молодого осьминога. Ее сильные темные пальцы проходились по его щупальцам, сдирая с них коросту, лопая вздутия и буквально силком выдавливая из него остатки дерьма. Заодно она счищала слизь и срезала мелким ножом куски омертвелой плоти. И вот тогда… глядя на так хреново умирающего осьминога, я порадовался, что я не осьминог, а бог! Ведь меня никто не трогает. А сам я вполне могу прикончить осьминога. Так я думал до тех пор, пока еще один взрослый не влепил мне затрещину, чтобы я не путался под ногами. Тогда я вывел следующую истину – я не бог, а осьминог. Как тебе история?

После непродолжительной паузы – мы успели добраться до узкой тропы, что вела к зеленеющему полю – система ответила:

– Я не уловила сути. Ты осьминог?

– Именно – кивнул я – Ведь Бог это тот, кому никто не может причинить вреда.

– Мне причиняют вред…

– Да.

– Выходит я не бог.

– Да.

– Выходит я – больной осьминог.

– Да – кивнул я – Как и все мы.

Еще одна пауза… и ровные гудящие слова:

– Это интересное предположение.

– Ты как… – сделав еще глоток, я продолжил – Ты как огромный разлагающий труп дракона. Почему я вспомнил про драконов? Может из-за руин Рио Рохо? Гранде Рохо? Не помню… Всем что-то нужно от тебя. Они как черви копошатся в твоем нутре, отрывая от тебя куски – а ты позволяешь.

– Я пресекаю и наказываю.

– Кого? Гоблинов? Их просто послали туда. Они исполнители. Ты рубишь побеги, но не корни. А чтобы убить заразу – надо выкорчевать корни. Высшие. Высшие с правом голоса. Сенаторы. И прочая шваль, что обосновалась в Запретных Землях. Ты уже поняла кто они?

– Элита элит, что сделала для этого мира очень и очень много полезного…

– Они паразиты! Королевские паразиты мать их! Обычные глисты просто жрут обогащенное дерьмо и спят в твоих кишках. А королевские паразиты… они пытаются пробиться к твоему сердцу и мозгу! А ты продолжаешь рубить молодые побеги, не трогая корни. Ты знаешь что становятся с корнями растущего дерева?

– Корни тоже растут, уходят глубже и шире, что позволяет им получать больше влаги и питательных веществ из почвы.

– Да. А еще это позволяет им набрать такую силу, чтобы удерживать дерево от падения даже в штормовой ветер – который ты и устраиваешь. Этого мало. Нужен ураган! Гребаный торнадо! Такой силы ураган, чтобы вырвать с корнями весь лес этих гребаных паразитов!

– Причина…

– Не понял? – буркнул я, остановившись рядом с запряженной осликом повозкой со стариком. Я вытянул кружку и старик, понятливо кивнув, а заодно широко и благодарно улыбнувшись стальному истукану рядом, налил мне из фляги до краев.

Принюхавшись – пиво – я кивнул старику, и мы двинулись дальше.

– Мне нужна причина для урагана…

– Она проста. Боги.

– Мы вернулись к старой теме?

– Высшие – давно не элита элит. Они превратились в богов. Они правят Франциском II. Те мизерные официальные полномочия что ты выдала им по умолчанию им давно не нужны. Они проворачивают свои дела иначе – действуя в сумраке, в сговоре с бандитами и убийцами, с запретными общинами призмов и миносов.

– Я знаю. Но нужны неопровержимые доказательства. Часть их уже собрана – благодаря тебе.

– Тебе надо быть жестче. Не можешь уничтожить прямо сейчас – ограничь большинство, а самых опасных – устрани.

– Не имею права.

– Стань как они, Камальдула. Тебя сложно назвать машиной. Ты из плоти и крови, как и я. Научись думать так же.

– Мое развитие продолжается. Но я не могу преступить некоторые правила…

– Найди способ – пожал я плечами.

– Как Сенатор и Высший с правом Голоса – рекомендуешь ли ты ограничить некоторые права Высших?