– Э-э, вроде да. Я не знаю. Ружье держала она.

– А я думала, ты.

– Я?! – У меня от изумления и ужаса аж челюсть отвисла. – Нет, конечно! Но толкнуть Фло под руку мог кто угодно, мы же сбились в кучу…

Снаружи донесся рев мотора и треск гравия под колесами. Что-то грохнуло в гостиной, и оттуда вскоре появился Том, с трудом таща тяжелую дубовую дверь, из которой все еще торчали ручки.

– Весит просто тонну! – сообщил он. – Но до машины как-нибудь дотащим.

– Хорошо. – Нина тут же начала командовать с привычной уверенностью: – Том, бери за плечи, я за ноги. Нора, придерживай под бедра, только не сдерни повязку. Перекладываем на дверь, смотрите не зацепите за ручку! Готовы? По моему сигналу. Три, два, один, взяли!

Втроем мы подняли его с пола. Из груди Джейм-са вырвался стон, запекшиеся от крови губы снова окрасились алым. И все же нам удалось переложить его на самодельные носилки. Я побежала открывать тяжеленную стальную входную дверь, впервые благодаря Бога за то, что этот дом такой огромный и у нас не будет проблем с тем, чтобы в нее протиснуться. Потом вернулась назад и вместе с Ниной схватилась за нижний край носилок. Было очень тяжело, но мы кое-как вытащили Джеймса наружу, где уже ждала Клэр. Мотор ее машины работал, из выхлопной трубы в морозный воздух поднималось белое облачко.

– Он дышит? – спросила Клэр через плечо; она развернулась на сиденье, чтобы открыть заднюю дверь.

– Дышит, – ответила Нина. – Хотя перестать может в любой момент. Так, перекладываем…

В каком-то жутком бреду, дрожащими, залитыми кровью руками мы переложили Джеймса на заднее сиденье, где он неловко скорчился. Я слушала его короткие хриплые вдохи, умирая от страха. Одна нога у него высовывалась наружу, и над сочащейся по ней кровью поднимался пар. От этой картины я застыла как вкопанная, не зная, что делать дальше. Том осторожно согнул ему ногу и закрыл дверь.

– Я на заднее сиденье уже не влезу, – констатировала Нина.

Сначала я даже не поняла, про что она. Потом сообразила: четверо в машину не поместятся.

– Езжай, я останусь, – сказала я.

Нина не стала спорить.

– Нора? – Голос Ламарр мягок, но настойчив. – Вы меня слышите? Что вы делали потом?

Я открываю глаза.

– Мы отнесли Джеймса в машину. Том снял дверь, положили на нее. За руль села Клэр. Нина должна была ехать сзади с Джеймсом, а я впереди штурманом.

– Должна была?

– У нас… возникло недоразумение. В общем, когда стало ясно, что четверо в машину не поместятся, мы с Ниной договорились, что я остаюсь. И побежали в дом за ее телефоном и одеялами для Джейм-са. А дальше я сама не поняла, как так вышло…

– Продолжайте.

Я закрыла глаза, вспоминая. В голове был туман. Том с Клэр о чем-то спорили, потом она нетерпеливо крикнула: «Да ладно, я позвоню, когда доеду» – и ударила по газам. Выбежав на крыльцо, я увидела лишь красные огоньки, подпрыгивающие на ухабах. «Какого хрена?! – вопила Нина, скатываясь со ступенек. – Ты что творишь?!» Однако Клэр уже скрылась из виду.

– Мы друг друга не поняли, – говорю я Ламарр. – Том пытался остановить Клэр, но она решила, что мы обе остаемся, и уехала без Нины.

– А что потом?

Что потом… Вот дальше начинается провал.

Я помню, что увидела на перилах куртку Клэр. Видимо, она собиралась взять ее, но забыла. Помню, что взяла ее в руки.

Я помню…

Я помню…

Я помню, как Нина плакала.

Я помню, как стояла на кухне, подставив руки под воду, и смотрела, как кровь Джеймса утекает с них в раковину.

А потом… не знаю, что это, может, шок, дальше у меня в голове лишь фрагменты. И чем больше я стараюсь собрать их воедино, тем больше теряюсь – что из этого произошло на самом деле, а что является плодом моего воображения.

Я помню, как взяла с перил куртку. У меня нет уверенности, чья она – на стрельбище Фло была в похожей.

Я помню, как держу ее в руках, смотрю на нее.

И что-то от меня ускользает.

А потом я уже отчаянно бегу через лес за ма-шиной.

Что-то заставило меня броситься им вдогонку. Сунуть ноги в холодные кроссовки и ломануться по темной разбитой дороге, кое-как освещая себе путь дико мечущимся лучом фонарика.

Что?

Я опускаю глаза. Пальцы сами собой сгибаются, словно держа в ладони что-то невидимое. Что-то маленькое и твердое. Может быть, правду?

– Не помню, – говорю я Ламарр. – Дальше все очень смутно. Я побежала через лес…

Я смотрю на лампу, потом снова на свои руки, как будто желая найти в них ответ. Но ответа нет, мои ладони пусты.

– Мы взяли показания у Тома. Он утверждает, что у вас было что-то в руке. Вы посмотрели на это и убежали – сразу, даже куртку не накинув. Что заставило вас так поступить?

– Не знаю! – восклицаю я в отчаянии. – Я хотела бы вам ответить, но я не помню!

– Постарайтесь вспомнить, это очень важно.

– Да понимаю я! – Мой выкрик звучит чересчур громко в маленькой палате. – Думаете, нет?! Речь о моем друге, моем… моем…

Я стискиваю пальцами тонкое больничное одеяло. Нет такого слова, каким можно было бы описать мое отношение к Джеймсу. Задыхаясь, я прижимаю колени к груди. Мне хочется биться о них головой до тех пор, пока воспоминания не польются наружу вместе с кровью, но я ничего не могу поделать. Кусок прошлой ночи просто выпал.

– Нора… – Ламарр то ли желает успокоить меня, то ли предостеречь, а скорее всего – и то, и другое.

– Я очень хочу вспомнить, – цежу я сквозь зубы. – Вы даже не представляете, насколько сильно.

– Я вам верю, – говорит Ламарр почти с грустью, и я чувствую, как ее рука ложится мне на плечо.

Резкий стук в дверь, медсестра вкатывает в палату тележку.

– Что тут происходит? – возмущенно спрашивает она, увидев мое зареванное лицо. – Вот что, дамочка, я не позволю доводить пациентку до слез! Вы что себе позволяете?! Она меньше суток назад чуть насмерть не разбилась! А ну-ка вон отсюда!

– Все не так… Она не… – мямлю я в защиту Ламарр.

Но без особого рвения. Все-таки она действительно довела меня до слез, и я рада, что ей пришлось уйти. Рада свернуться в клубок и немного успокоиться. Медсестра выставляет на столик творожную запеканку и миску вареной стручковой фасоли, ворча про полицейское самоуправство: что эта мадам о себе возомнила, ее тут пустили на минуточку в качестве жеста доброй воли, а она допрос учиняет, разве можно так с пациенткой, которая еле выкарабкиваться начала… Медсестра шлепает в миску какое-то варево, заливает подливой и ставит на подносе передо мной. Палату наполняют запахи школьной столовки.