— Но почему я? — спросил он, когда они, обессиленные лежали в обнимку. — Почему ты выбрала именно меня?

Брижит улыбнулась.

— Ну, скажу тебе, это потому, что ты самый красивый мужчина, которого мне когда-либо приходилось видеть. Но это еще не все. — Она нежно погладила его своей изящной ручкой по груди. Его пальцы инстинктивно потянулись к ее груди. — Когда-то очень давно я увидела тебя и так захотела, — шептала Брижит. — Но тогда время еще не пришло. Ты обладаешь мощной жизненной силой, Рауль де Монвалан, и железной волей творить добро. Я хочу, чтобы мой ребенок обладал теми же качествами. А ведь у моей девочки жизнь будет нелегкой.

— Девочки?!

Она привлекла его ладонь к своему животу.

— Конечно, девочки, — промолвила она, и вскоре после этого их беседа прекратилась.

Конь ожидал Рауля под тем же дубом, и рыцарь заметил, что Брижит уже успела оседлать и накормить его. В белоснежную гриву был вплетен красный шнурок с маленьким эмалевым диском с изображением голубя и чаши на одной стороне и копья с котлом на другой. Он признал в нем один из висевших на ее шее амулетов, который она не снимала даже в самые страстные моменты их вчерашнего совокупления.

Улыбнувшись, он снял ее прощальный подарок с Фовеля и все же так и не смог понять, отчего же Брижит ушла.

Прибыв в тот же вечер в Фуа, Рауль не удивился, что она, Кретьен и Матье покинули замок сразу же после ее возвращения. Ему передали, что она даже не слезала с лошади и никто не мог сказать ему, куда отправилась эта троица. Никаких записок Брижит не оставила.

На Рауля бросали любопытные взгляды, но он их игнорировал. У его воинов вопросов не возникало. Даже Ролан и Жиль, называвшие его не только господином, но и другом, молчали, спешно готовясь к отъезду из Фуа.

На рассвете следующего дня граф передал Раулю письма, предназначенные для Раймона Тулузского. Его темные глаза сверкали злобой.

— Думаю, успех вам не сопутствовал? — подколол он де Монвалана, уже надевавшего перчатки.

Рауль помрачнел.

— Господин мой, со всем моим к вам уважением, но это мое личное дело.

— Да вряд ли, — граф откинулся на резную спинку кресла. — Кретьен из Безье явно разволновался, обнаружив ваше отсутствие. Всю ночь он молился о своей племяннице. Думаю, вам, напротив, было не до Бога.

Рауль чуть было не ударил Фуа по лицу.

— Вне всякого сомнения, госпожа успокоит своего дядюшку, — ответил он по возможности сдержанней. — Как бы то ни было, господину Кретьену было известно, куда мы направились. Благодарю вас, граф, за ваше гостеприимство. Клянусь, граф Раймон вскорости получит ваше послание.

И он раскланялся, дабы не продолжать дальнейший разговор.

— Дай вам бог убраться побыстрее к Раймону, — усмехнулся Фуа. — Если захотите остаться, для вас всегда найдется место среди моих рыцарей. Я редко ошибаюсь в людях.

Раулю стало не по себе.

— Спасибо, мой господин, — сдержанно ответил он. — Вы так щедры.

И он поскакал впереди своего отряда к воротам замка. А чуть севернее, когда солнце уже стояло в зените, Симон де Монфор, решивший нанести своим противникам смертельный удар, атаковал Тулузу.

Монвалан, май 1211 г.

Гильом взвыл и набросился с кулачками на Клер и Изабель, пытавшихся втереть ореховое масло в его кожу и волосы.

— Тише, тише, — умоляла Клер, не в состоянии сносить его плача, но прекрасно понимая то, что если сейчас удастся загримировать его под пастушонка, то у него будут все шансы остаться в живых. Она с грустью наблюдала за тем, как из белокурого ангела он превращается в чумазого бродяжку. Они снабдили его потрепанным одеялом и ветхой домотканой рубахой, снятой с одного из поварят.

Внезапно, охваченная любовью и страхом за сына, она прижала Гильома к себе и разрыдалась, целуя его.

— Госпожа, еще не поздно пойти с нами, — умоляла Изабель.

Больно закусив губу, Клер сосредоточилась на физической боли, дабы забыть о душевной.

— Нет, — покачала головой она. — Я не могу оставить Беатрис. Она слишком слаба, чтобы бежать вместе с нами. А в отсутствие Рауля я остаюсь за главную в замке. Вот, позаботься о нем. Сбереги его для меня, — она вернула Гильома служанке.

В проеме двери появился Пьер.

— Быстрее, быстрее уходите отсюда! Я догоню вас позже, если смогу.

Не в состоянии смотреть на то, как Изабель уводит Гильома, Клер отвернулась. Она закрыла глаза, больно укусив себя за руку, чтобы хоть как-то унять ту жуткую боль, после того как у нее вырвали часть сердца. Ее душа истекала кровью точно так же, как истекали кровью защитники монваланского замка. Покорив Лавор, де Монфор бросил свои лучшие силы на владения Рауля.

Она не могла винить своих подданных за то, что они бежали перед лицом такой страшной угрозы. Тем более Рауль отсутствовал, и у местного гарнизона не было командира, чтобы координировать сопротивление. К тому же все знали о том, что случилось в Безье и Браме. Со спасением Лавора Рауль явно опоздал, но ему удалось вывести из города трех самых важных еретиков Жеральды буквально из-под самого носа де Монфора. Господин Симон теперь желал, чтобы их лично передали в его руки. В противном случае… Клер стало дурно. Как они могли дать ему то, чего у них не было?

— Рауль, где ты? — прошептала она, глядя на то, как струится кровь из прокушенного запястья. Крестоносцы обложили Монвалан со всех сторон. Де Монфор объявил, что в случае, если она не откроет ворота крепости, тех, кто остался за стенами, постигнет судьба обитателей Безье.

Клер понимала, что господин Симон не шутит. Она прошла в главную опочивальню. Камин пылал вовсю, чтобы температура в покоях не падала. На огромной кровати, в которой Клер когда-то спала с Раулем, на шести подушках лежала Беатрис. Цвет лица ее был розов, но то был румянец лихорадки, а отнюдь не признак цветущего здоровья. Ее измученные легкие уже не срабатывали, а капли крови на платке превратились в большие сгустки. Она слабела с каждым днем. У Беатрис начались галлюцинации. Порой она разговаривала с Беренже так, словно бы он был здесь, прямо с ней, в опочивальне.

Клер даже не подумала о том, чтобы поведать свекрови о том, что замок в осаде или о том, что она вряд ли уже когда-нибудь увидит своего внука. Она встала у кровати. От стоявшей в комнате духоты на лбу у нее выступили крупные капли пота, но кожа Беатрис была покрыта пупырышками озноба. Глаза свекрови с тоской посмотрели на Клер.

— Зажги свечи, — прошептала она. — Я чувствую скорое приближение ночи.

Клер исполнила желание умирающей и, когда та вновь впала в беспамятство, спустилась вниз, чтобы приказать открыть ворота перед крестоносцами. Ей было очень тяжело.

Они входили в замок, ряд за рядом, по двое. Их знамена трепетали на ветру, а доспехи сверкали на солнце. Копыта лошадей подняли белое облако пыли, и порою казалось, будто они скачут из какого-то кошмарного сна. Они построились во внутреннем дворе замка. Один белый конь выдвинулся вперед, и восседавший на нем рыцарь оценивающим взором обвел золотистые каменные стены. Затем, опустив глаза, он прищурился, глядя на Клер, и жестом облаченной в кольчужную перчатку руки повелел хозяйке замка встать на колени.