Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На кухню заходит мама. Окликает меня:
— Лена! Там приехал Игорь Хромов, хочет с тобой поговорить.
Даже сочетание звуков этой фамилии раздражает.
— Надеюсь, он один?
— Да.
— Ты ведь понимаешь, что для меня нет смысла в разговорах? Теперь?
— Если ты так настроена, то должна поставить точку. Сама.
Отхлебываю остывший чай из чашки, отставляю ее в сторону.
— Хорошо, я поставлю.
— Он ждет тебя в гостиной — летит мне вдогонку.
Иду туда. Мне не хочется выяснять отношения, но как иначе добиться, чтобы меня оставили в покое? Мне больше сейчас ничего не надо.
Мужчина стоит у такого же окна, у которого только что сидела я. И точно также смотрит в него.
Услышав мои шаги, оборачивается:
— Здравствуй, Лена.
Несмотря на то, что его голос звучит доброжелательно, я сразу понимаю, что не нравлюсь ему. Меня это не удивляет — я испортила репутацию его компании, его сына, да, по большому счету, и его самого.
— Здравствуйте. Зачем Вы пришли?
Мне непонятна цель его визита, но он начинает говорить. И мне все становится ясно.
— Вам с Платоном нужно поговорить. Между вами возникло недопонимание, которое следует быстрее разрешить. В твоем положении…
Каждое его слово направлено на то, чтобы загнать меня в угол. Он целиком и полностью на стороне своего сына. А мои интересы его не волнуют. Всё для того, чтобы Платоша снова получил желанную игрушку и довольно заагукал. Но мной играть нельзя. До меня доходит очевидная истина — мне повезло, что мой отчим — Давлатов. Была бы я среднестатистической девушкой, а мои родители — обычными людьми, эта семейка скрутила бы меня в бараний рог, заставив плясать под их дудку.
Поэтому все, что я слышу, вызывает во мне отчаянное неприятие и желание противостоять.
— Мне от Вашего сына ничего не нужно. А потом, что Вы подразумеваете под недопониманием? То, что действия Платона подпадают под несколько статей Уголовного кодекса? — я набираю в легкие побольше воздуха, потому что выговорить то, что я собираюсь, очень трудно, — По поводу моего положения я все сказала ему еще в прошлый раз. Я уже сдала все необходимые анализы. Дата прерывания беременности назначена. У нас с Платоном не должно быть ничего общего. Тем более детей. Я не хочу.
Он взрослый, привыкший командовать мужик шалеет от моей решимости. Я же думаю в этот момент только о том, что не смогу зависеть от Хромова. Что не допущу его вмешательства в мою жизнь. А так и будет, если нас свяжет общий ребенок. Платон тенью останется в ней.
— Лена, ты совершаешь большую ошибку…
Я снова не даю ему договорить:
— Напротив, я ее исправляю. Вам пора. Не беспокойте меня больше. Пожалуйста.
Он, не зная, что сказать, идет к выходу. Я же остаюсь на месте. Слышу, как они с мамой разговаривают. Но недолго.
Затем в комнату входит мама.
— Мне нужна клиника, в которой мне дадут справку о медицинском прерывании беременности. Поможешь?
Еленка
Я смотрю на листок бумаги. И то, что на нем написано, вызывает у меня желание скомкать его и выбросить. Но в этом листке — мой ключ к свободе от обязательств, которых я не хочу.
Вчера я ходила в церковь, долго там сидела в уголке и думала, как жить дальше. То, что я сказала отцу Платона, цинично и жестоко, но зато разумно. Женщине нужен муж, который будет ей опорой, потому что женщина вынашивает, рожает и растит детей. Если она, конечно, нормальная. Рождение ребенка порождает кучу проблем. Другие самцы редко настроены растить чужое потомство. Им это не нужно. На детей надо тратиться эмоционально и финансово. К этому готов не каждый.
Поэтому мне бы и следует избавиться от ребенка Платона, чтобы не обременять себя, чтобы спокойно выучиться, пойти работать, встретить мужчину, которому смогу доверить себя и наших детей. Чтобы не быть женщиной с довеском.
Но это и мой ребенок тоже. Он — живой. Его маленькое сердечко уже бьется. Меня мама родила рано. Первая школьная любовь, ранняя беременность, я. Они так и не поженились. Не успели. Его родители были против. А потом — потом автомобильная авария. И отца не стало. Если бы не дедушка, мамин папа, не знаю, как бы мы справились. Потому что даже после гибели отца, отношения лучше не стали. И несмотря на то, что я носила их фамилию, ни с дедом, ни с бабушкой я не общалась. У них не было такого желания.
Мама меня не убила, подарила жизнь, сама будучи еще девчонкой. Она училась со мной под мышкой, работала. Не знаю, были ли у нее мужчины. Хотя навряд ли. Она долго не могла забыть отца. Потом появился Давлатов. И хотя к нему можно иметь много претензий, его отношение ко мне было нормальным. Он не шпынял меня, не рассматривал как сексуальный объект, не жалел денег. Да и сейчас нашел после похищения, встал на мою сторону. Но все же он не отец. Я не знала той любви, с которой он относится к Вере. Однако обделенной себя не чувствую.
Взвесив все "за" и "против", я решила оставить ребенка. Но для Платона он перестанет существовать. Я не готова вверить наше существование психопату. Теперь мне остается дорисовать точку.
Нужно поговорить с ним. Для этого мне даже не требуется ему звонить. Потому что он по-прежнему стоит под воротами.
Я надеваю сапоги и куртку.
— Ты куда? — уже в дверях меня останавливает Сергей.
— К Платону. Сколько еще так будет продолжаться?
— Ты собираешься выйти за ворота и сесть к нему в машину? — озвученная вслух эта идея кажется так себе.
— Я не хочу, чтобы он сюда заходил.
— Напиши ему, пусть заедет во двор. Там и поговорите.
Пожалуй, он прав. Так размахивать справкой об аборте будет безопасней.
Стою на крыльце и наблюдаю, как машина Хромова заезжает во двор. На улице метель. Колкий снег летит в лицо стеклянной крошкой, пока иду к его автомобилю. Он вылез из салона и ждет, когда я подойду.
Шарю глазами по фигуре и лицу. Все также красив. Но теперь сердце не заходится в бешеном галопе. Я ощущаю горечь несбывшихся надежд и несостоявшегося счастья. Потому что оно между нами не возможно.
Лицо царапает безжизненностью. Темные круги под глазами, бледный,