Пользуясь этим инструментом, чтобы подчинить нас себе, моя мама виноватой себя не чувствовала, и порой я жалел, что не могу быть таким же, как она. Мне хотелось уметь просто прощать себя и жить дальше. Но с другой стороны, если я на самом деле хотел измениться, почему же не делал этого?

Однажды, когда Лондон не было еще и трех лет, я вел ее тропинкой по краю парка. Мы гуляли недолго и прошли не так много, но примерно на полпути я заметил, что она устала, и указал ей на пенек, где можно было посидеть и отдохнуть.

А секунду спустя она вскрикнула и вдруг громко расплакалась, явно от острой боли. В панике я подхватил ее на руки, пытаясь понять, что, черт возьми, случилось, и вдруг заметил у нее на ноге нескольких муравьев.

Но это были не просто муравьи. Это были огненные муравьи, страшно агрессивные. Они жалили, оставляя волдыри, и пока я смахивал этих, заметил других. Они были повсюду – на ее одежде, в носках, даже в обуви. Я мгновенно поставил Лондон на ноги и начал срывать с нее одежду так быстро, как мог, вплоть до памперса. Я давил и смахивал муравьев, сам был ужален бесчисленное множество раз, а потом бегом понес моего плачущего ребенка к машине.

Я совершенно растерялся. Меня хватило лишь на то, чтобы кое-как доехать до дома. Я отнес Лондон в дом, и Вивиан немедленно взялась за дело, обращаясь резким тоном ко мне, и совсем другим, ласковым, – к Лондон. Она отвела Лондон в ванную, обработала спиртом уже набухшие волдыри на месте укусов, дала ей антигистаминное и принялась прикладывать холодные компрессы.

Наверное, ее умелые и уверенные действия и прекратили в конце концов истерику Лондон. А я тем временем чувствовал себя прохожим, очевидцем страшной аварии, и поражался, откуда Вивиан знает, что именно надо делать.

В итоге все обошлось. Я вернулся в парк, собрал брошенную одежду Лондон, кишевшую муравьями, и выкинул в мусорный бак. Волдыри держались день или два, а Лондон вскоре успокоилась. Этот случай стерся из ее памяти. И хотя от этого мне легче, меня все равно гложет совесть, когда я вспоминаю тот ужасный день. Чувство вины стало мне уроком. Теперь я более осмотрителен в выборе места, куда посадить Лондон, если мы в лесу или в парке, и радуюсь, что усвоил урок. Больше ее ни разу не кусали муравьи.

Иными словами, чувство вины не всегда оказывается напрасным. Порой оно не дает нам совершить одну и ту же ошибку дважды.

После обеда в «Курфиле» с Эмили я проработал весь день. Пытаясь понять, сколько Тальери тратит на рекламу, я созвонился с другом, который занимался продажами в компании по подключению кабельного телевидения. Выяснилось, что Тальери платит по льготному тарифу, и ему достается слишком много бросовых временных интервалов – неудача для него и манна небесная для меня. Потом я связался с руководителем съемочной группы, к которой хотел обратиться. Раньше нам уже приходилось работать вместе, мы обсудили сценарий, а также то, во сколько обойдутся съемки. Всю эту информацию я записал в блокнот так, чтобы без труда найти ее, когда это понадобится мне во время презентации. Оставшееся время я дорабатывал сценарии и вносил поправки в общий видеоряд, с которым уже определился. Наконец черновой вариант двух рекламных роликов был почти закончен.

Приближался вечер свидания, я был в хорошем настроении. Несмотря на то, что мне предстояло свозить Лондон на хореографию к злобной мисс Хэмшоу. Вивиан вернулась домой не слишком поздно, мы уложили Лондон, поужинали при свечах и переместились в спальню. Но той магии, о которой мечтал, я так и не дождался. Вивиан сумела расслабиться лишь после третьего бокала вина, и хотя я понимал, что в любом браке медовый месяц рано или поздно заканчивается, видимо, твердо верил, что на смену ему должны прийти более крепкие узы – «мы вдвоем против целого мира», подлинная и взаимная признательность. Неизвестно, почему, – может, потому, что я слишком остро ощущал разделяющее нас расстояние, – но эта ночь разочаровала меня.

В субботу утром Вивиан воспользовалась своим «личным временем», а остаток дня провела с Лондон. Так у меня появилась возможность посидеть в тишине и сосредоточиться на презентации: обновленном сайте, рекламе в Интернете, щитах и периодическом запуске рекламы в эфир на радио. Я подсчитал предполагаемые затраты на всю кампанию за год, в том числе плату за ротацию и стоимость моих услуг, и включил в презентацию слайд с прогнозируемой выгодой для Тальери.

В воскресенье днем я закончил презентацию и хотел показать ее Вивиан. Но почему-то она была не в настроении и даже говорить со мной не стала, и остаток вечера прошел напряженно и скованно, что в последнее время стало для нас нормой. Я, конечно, понимал, что недавно наша жизнь повернулась так, как ни один из нас не ожидал, но невольно задумывался о том, любит ли меня еще Вивиан.

* * *

В понедельник утром, еще до того, как проснулась Лондон, я заглянул в ванную, где Вивиан как раз красила ресницы.

– Минутка найдется?

– Конечно. Что такое?

– Ты на меня обижена? Вчера вечером ты была раздраженной.

– Ты правда хочешь поговорить об этом прямо сейчас?

– Понимаю, момент не самый удачный…

– Да, совершенно неудачный. Мне через пятнадцать минут выходить. Почему ты вечно так делаешь?

– Делаю что?

– Пытаешься выставить меня злодейкой.

– Я вовсе не пытаюсь. Но ты же почти не разговаривала со мной после того, как я закончил презентацию.

Ее глаза заблестели.

– Хочешь сказать, поэтому ты все выходные не обращал на нас с Лондон внимания?

– Я был занят работой.

– Не оправдывайся. Мог бы и прерваться на время, но ты поступал, как тебе вздумается. Как всегда.

– Да я просто хотел сказать, что, по-моему, ты уже давно на меня сердишься. Ты и в четверг вечером со мной почти не разговаривала.

– Господи, да устала я! И не надо внушать мне чувство вины. Ты что, забыл про вечер свидания? В пятницу я тоже была уставшей, но все-таки нарядилась, и у нас был секс – потому что я знала: ты этого хочешь. Мне надоело все время терзаться угрызениями совести, думая, что всех моих стараний недостаточно!

– Вивиан…

– Почему ты все воспринимаешь на свой счет? – потребовала ответа она, перебив меня. – Почему не можешь просто быть счастливым со мной? Между прочим, ты тоже не подарок. Но я не жалуюсь на то, что ты даже обеспечить семью не в состоянии!

От ее слов я вздрогнул, как от боли. А чем, по ее мнению, я занимался все выходные? Но ответ ей был не нужен. Она пронеслась мимо, не добавив ни слова, схватила сумку и вылетела из дома, хлопнув дверью.

Должно быть, этот грохот разбудил Лондон, потому что она спустилась по лестнице уже через пару минут и застала меня на кухне за столом. Она была все еще в пижаме, волосы спутаны.

– Вы с мамой поссорились?