делом своих рук. И в самом деле, так стало еще лучше. Крупные голубоватые жемчужины выгодно подчеркивали девическую хрупкость. Неужели эта юная богиня – ее дочь? Ее и пучеглазого красномордого урода?! Но Арнольда лучше не поминать даже в мыслях, еще накликаешь!

2

Девочки сидели прямо, словно проглотили по хорошему копью. Селина была обворожительна, но и герцогиня Окделл больше не походила на жеребенка-переростка. Присланные бароном Капуль-Гизайль портные и куаферы превратили девицу Окделл в истинную аристократку. Самым трудным было убедить Айрис одеться в родовые цвета Окделлов, а не в черное и синее, что было бы верхом неприличия. Выручило пунцовое платье с черными бархатными лентами и золотым шитьем – расстаться с ним девушка не смогла, а рубиновые подвески довершили дело.

Юная герцогиня смирилась и перестала твердить о сапфирах и синем атласе. Надолго ли? Луиза не сомневалась, что с Айрис придется непросто, но пока она справлялась, да и сбежавшая из родимого дома девушка капитанше нравилась. Сама Луиза послушно приняла уготованную ей родителями судьбу, даже не пытаясь бороться. Айри вызывала уважение хотя бы потому, что восстала, и потом Селина была красивее девицы Окделл, причем намного.

Луиза понимала, что подобные мысли не украшают, но если не можешь гордиться своим лицом – гордишься дочерним. Сэль получит все, чего была лишена ее дурнушка-мать, Айрис – то, на что имеет право как одна из первых талигойских аристократок. Кошки б разодрали эту герцогиню Мирабеллу! Какой же дурой нужно быть, чтобы хоронить себя и детей в разваливающемся замке и шипеть на весь белый свет! Самой тошно, дочек бы пожалела, им же жить хочется, любить, танцевать… Хорошо, Айри сбежала, но ей было к кому, а сестры? Нужно как-нибудь вытащить и их, вот вернется Монсеньор…

Карета – думала ли Луиза Арамона, что ее станут возить по столице в карете с гербами, – остановилась. Антонио, услужливо распахнув дверцу, подал руку, и капитанша оказалась у дворцовых ступеней.

Офицер охраны внимательно прочитал пригласительные письма и еще внимательнее оглядел прибывших дам.

– Сударыни, я буду сопровождать вас до приемной ее величества.

– Благодарю вас, сударь!

– Я счастлив служить столь прекрасным особам.

Офицер подал руку ей, но смотрел он на девушек. На Айрис – с удивлением и одобрением, а вот на Селину… В глазах молодого человека светилось восхищение, и капитанша почувствовала себя отмщенной за все свои горести. Пусть ее жизнь пошла коту под хвост, она будет счастлива вместе с Селиной!

Они поднялись по белой, устланной алым ковром лестнице, прошли мимо двух бронзовых воинов, один из которых отдаленно напоминал герцога Алва, и вступили в роскошную анфиладу. Госпожа Арамона ловила любопытные взгляды, но не краснела и не опускала глаз. Она здесь по воле Кэналлийского Ворона, и она сделает то, что он хочет, и даже больше.

3

Двери были инкрустированы перламутром и позолоченной бронзой, а вырастающие из светлого дерева леопардовые лапы сжимали костяные шары. По обе стороны торчали черно-белые гвардейцы с алыми лентами через плечо: охрана королевы, причеши ее хорек! За утренними хлопотами Луиза позабыла о Катарине Ариго, но нахальный алый шелк поверх строгих мундиров разбудил прикорнувшую ненависть. В душе, не на лице. Придворной даме не пристало выказывать истинные чувства.

Охранники при виде дежурного офицера расступились. Молодой человек учтиво поклонился Луизе, обжег страстным взглядом Селину и нажал на костяной шар. Тяжелые створки разошлись медленно и беззвучно, словно во сне, и Луиза вступила в логово Катарины.

Желтолицая кляча в алом, удивительно не идущем ей платье, оказавшаяся баронессой Заль, велела следовать за ней. Луиза последовала, надеясь, что девочки сохраняют приличествующее случаю выражение лица, тем более после особняка Алвы поразить их роскошью вряд ли получится.

– Ее величество ждет.

Белые двери, белые, шитые алым портьеры, стайка дам в дурацких позах, стоящая у окна женщина в белом и черном – высокая, перевитая жемчугом прическа, тонкая шея… Девочка в материнском платье, по крайней мере сзади.

Луиза Арамона присела в низком реверансе, дожидаясь, пока Катарина Ариго изволит обернуться. И та изволила. Дернулась, словно ей за шиворот лягушку бросили.

– Прошу… я… мы… мы рады видеть своих новых слуг… Встаньте, друзья мои.

Просит она. Пусть перед другими кривляется, ломака.

– Ваше величество, мы счастливы служить вам.

– Нет-нет… это я счастлива видеть дочь… сестру юного Ричарда Окделла. Подойди ко мне, дитя мое.

«Дитя» было выше «маменьки» чуть ли не на голову, но они и впрямь могли сойти за родственниц. Пепельные волосы, худоба, порывистость… Королева старше лет на десять, а издали кажется, что наоборот. Родить троих и остаться девочкой – это надо суметь!

– Садись, дитя мое. – Катарина подала пример, опустившись в глубокое кресло, делавшее ее еще меньше. Айрис послушно присела на пуф у ног ее величества. Окно, разумеется, оказалось у королевы за спиной. Бедная страдалица знала, где сесть самой и как усадить гостью.

– Госпожа Арамона, милая Селина, – проворковала королева, – садитесь. Мне… Мы не любим, когда перед нами стоят.

Да, мы не любим, когда перед нами стоят, мы любим, когда с нами лежат! Луиза чинно устроилась рядом с давешней корягой в алом, а Селина приткнулась возле рыженькой толстушки в зеленом платье с розовыми поросячьими лентами. Создатель, и кто только додумался до такого уродства?!

Стало тихо, только в клетках на окне щебетали морискиллы. Госпожа Арамона украдкой обозрела комнату и с трудом скрыла усмешку, увидев на стене роскошный морисский ковер. В доме властителя Кэналлоа такими застилают полы. И правильно!

– Айрис Окделл, – королева страдальчески улыбнулась, – нравится ли тебе Оллария?

– Да, ваше величество, – голос Айри звучал бесцветно, словно она отвечала скучный урок. – Это очень красивый город.

– И очень большой, – вздохнула королева. – Надеюсь, тебе здесь не будет одиноко.

Эта мерзавка всегда говорит, как на похоронах, или нет? Только на похоронах еще и плачут, но плакать мы не станем, от плача краснеют глазки и распухает носик. Мы будем страдать молча.

– Ты играешь на арфе?

– Нет, – пробормотала Айрис, – меня учили только на лютне…

– Лютня, – Катарина еще раз вздохнула, – верный друг менестрелей. Лютня – это душа Талигой… душа Талига. Поющая, страдающая, любящая душа. Я так давно не слушала лютню…

Кто ж тебе мешает? Ты – королева, хочешь – слушай лютню, хочешь – гвардейский барабан, хочешь – гвардейские охи…

– Селина Арамона, – ее величество решила заняться второй фрейлиной, – подойди…

Селина сделала реверанс, королева улыбнулась. Нежно улыбнулась, но Луиза впервые в жизни пожалела, что дочь удалась в бабку. Рядом с Айрис Окделл Катарина Ариго казалась хрупкой статуэткой, но не рядом с Селиной.

– Селина. – Правильно, здесь «дитя мое» не пройдет. – Мы надеемся на твою службу.

– Я счастлива, ваше величество. – Дурочка развесила уши. Ей бы к бабкиной внешности еще и ее нюх!

– Мы верим