когда люди ходили в хитонах и сандалиях, дрались короткими мечами, поклонялись четырем демонам и еще не боялись клятв на крови. Рисовали и лечили тогда лучше, чем теперь, но все остальное…

– Не хотел бы я жить до Эрнани Святого, – сообщил виконт, – уж лучше теперь.

– А мне все равно, – зевнул Рокэ. – Впрочем, времена не выбирают, а хоть бы и выбирали…

– Если бы выбирали, я б выбрал Двадцатилетнюю войну!

– Вам нравится тогдашняя мода? – поднял бровь Алва. – Она и впрямь недурна, особенно женские сетки для волос. Кстати, как вы нашли фельпских красоток?

– Никак, – обиделся Марсель. – Женщины с утренним Герардом несовместимы.

– Действительно. Война несколько мешает привычным развлечениям, но она же дарит нам новые знакомства. Насколько я понял, вы спелись с младшим Джильди? Он влюблен?

– Рокэ!

– У бедняги удивительно глупое выражение лица, – пояснил маршал. – Именно такое бывает у влюбленных в мыльный пузырь.

– Вообще-то Луиджи мне ничего не говорил…

– Разве? И чего же вам не говорил наследник Фоккио? Что он пропал навеки или из-за кого сие случилось?

Марселю стало смешно, несмотря на мертвецов с мушкетами. Бедный Луиджи, он считает себя таким спокойным и невозмутимым.

– Вообще-то это страшная тайна!

– Ну так расскажите, обстановка самая располагающая. Луна. Покойники…

– Луиджи сопровождал дукса, запамятовал фамилию, желтолицый такой. После разгрома они ездили выкупать у Капраса пленных. Там были и моряки с корабля Фоккио, но самого адмирала на переговоры не пустили.

– Правильно, между прочим, – одобрил Алва. – Уж не хотите ли вы сказать, что Джильди-младший отдал сердце морской пантере?

– Вы ясновидящий?

– Нет, – покачал головой Первый маршал Талига, – но семейство Джильди вряд ли склонно к любви по-гайифски, а на переговорах присутствуют только высшие лица и те, кому принадлежат пленники. Полагаю, без капитана Гастаки с помощницами не обошлось.

– Дожиха страшней кладбищенской кобылы.

– Не сомневаюсь, иначе зачем бы ей в ее возрасте воевать. – Рокэ резко вскинул голову: – О, кажется, наши друзья зашевелились. Пора пожелать им доброго утра…

Доброго, как бы не так! Конечно, призраки и закатные твари убрались в свои норы вместе с луной, зато проснулась война, и Валме вновь стало страшновато, хоть и по-другому. Марсель не сомневался, что останется жив, но он мог оконфузиться, ведь все, кроме него и Герарда, уже нюхнули пороха, только Герарда отправили в город.

2

Укрытие подготовили еще вчера. Если Вейзель рассчитал правильно, здесь им ничто не грозит. А если неправильно? Виконт с некоторым сомнением глянул на внушительных размеров трещину и перепрыгнул со стены на скальный уступ. Шедший следом Алва отсалютовал шпагой мертвым защитникам бастиона и в два счета обогнал Валме. Трещину кэналлиец словно бы и не заметил, так же как и крутой подъем. Марсель едва поспевал за маршалом: еще бы, на его милом полуострове полным-полно скал, а в Валмоне любая кочка – гора!

К концу подъема виконт раз двадцать поклялся себе никогда больше не связываться ни с Вороном, ни с горами, ни с войной, каковая уже поджидала их в образе Курта Вейзеля. Бергер был затянут в парадный мундир, но на ногах его были не сапоги, а мягкие кожаные туфли без каблуков. Значит, поджигать запалы будет лично. Вот зануда, собственным подручным и тем не доверяет!

– Доброе утро, господа. Капрас отводит свои аванпосты, сейчас будет рвать фугасы. Нам тоже пора. – Артиллерист протянул Алве пакет: – Герцог, это мое завещание и письма жене и сыновьям.

– Ваша обстоятельность, Курт, Леворукого в гроб вгонит. – Рокэ сунул письма в карман и внезапно ловко сорвал с пояса Вейзеля черный мешочек. – Марсель, придержите генерала, он взволнован.

– Рокэ! Куда?!

– Подрывать скалу, – доверительно шепнул Алва, ловко сбрасывая сапоги.

– Это мое дело! – Вейзель попробовал выхватить у Ворона свое имущество, но Марсель честно повис у бергера на плечах. – Мое и ничье больше. Если я ошибся, я и отвечу… Не смей рисковать, бездельник!.. Ты принадлежишь Талигу!

– Все принадлежат! – отмахнулся Рокэ. – Успокойтесь, Курт, со мной ничего не случится, и я, благодаренье Леворукому, не женат.

– Росио! – Вейзель рванулся и осекся, остановленный синей молнией. Алва засмеялся, подбросил на ладони мешочек и исчез в скалах. Генерал вздохнул, Марселю стало его жаль.

– Давайте посмотрим на бордонов, – Валме тронул Вейзеля за плечо. Это было нарушением субординации, хотя хватать генералов за руки и не пускать было куда бо́льшим прегрешением. Впрочем, грешил он по приказу Первого маршала.

– Наденьте шлем, – со вздохом произнес Вейзель, указывая на сложенные у тщательно вырытой ямы старинные доспехи. – Леворукий побрал бы этого… – Бергер замолчал, видимо, вспомнив, что ругать маршалов в присутствии младших офицеров не следует.

Чтобы не смущать беднягу, Марсель сделал вид, что занят вражескими войсками. Полумрак не позволял разглядеть подробности, но внизу очень осторожно суетились. Ворон сказал, что бордоны бросятся в атаку сразу же, как рванет заложенная под стену мина, и Марсель не имел никаких оснований не верить. Сердце виконта отвратительно колотилось, а руки дрожали, хотя он просто лежал и смотрел.

– Сударь! – Пусть бергер думает что хочет, молчать просто нет сил. – Сударь, сколько их там?

– Около шести тысяч, – мертвым голосом сообщил артиллерист. Он сидел рядом с Марселем, но душа его витала над запалами. Валме прикусил щеку, чтоб не задавать вопросов, за которые хочется убить. Такая веселая война, сплошные шуточки!

Внизу прекратили копошиться, значит, готовы. Марсель повернулся к стене, темной, тихой, но, если смотреть в окуляр, можно разглядеть часовых и спящих артиллеристов. Только бы бордоны не заметили, что никто не шевелится! И вообще, будут они взрывать свою сапу или нет?!

Небо стало совсем светлым – скоро восход, самое время для атаки на спящего противника. Сбоку что-то прошуршало. Ящерица? Неведомая киркорелла? Разрубленный Змей, сколько можно!

– Не грызите ногти, капитан!

Валме вздрогнул и поглядел на свои руки. Детская привычка, он от нее избавился еще до Лаик. Камень, на котором лежал Валме, слегка дрогнул, но виконт все понял, лишь когда примыкающая к скалам часть стены начала отгибаться, словно лепесток гигантской лилии. Раздался глухой рев, лепесток рассыпался на отдельные камни, стали видны земляные туры, темное жерло пушки и даже кусок тракта. Что-то затрещало… Барабаны. Бордонские барабаны! Фигурки в лазоревом потекли к пролому, человеческая речка жалась к скалам, таким надежным, нерушимым, вечным.

Голова атакующей колонны почти достигла пролома, но движение замедлилось: бордонам пришлось пробираться через свежий завал. Задние напирали на передних, а со стороны стены не было сделано ни единого выстрела. Сейчас они догадаются! Нет, лезут вперед так быстро, как могут.

– Что же он?!

Марсель этого не говорил, только думал. Значит, это сказал Вейзель. Губы артиллериста были совсем белыми. Чего ждет Рокэ? Сейчас бордоны доберутся до пролома и поймут…

Скалы вздрогнули, словно просыпаясь. Марселю показалось, что под ним шевельнулись пресловутые изначальные твари. Окделлы – дураки, с