оштукатурить кольцевой туннель и нашпиговать его очень сложной техникой. Зачем — этого я пока не знаю. А у тебя какие соображения?

— Ума не приложу. Я только одно знаю: нам лучше не высовываться из норы, точнее, из туннелей.

— Ты не прав. Конечно, мы тут отдохнем, малость отъедимся, но это не решит главной проблемы. Рано или поздно придется идти на риск. Сдается мне, перемолотый камень нужен кому-то для очень серьезного дела. Не стал бы Слэйки развлечения ради так с ним возиться. И я готов поспорить, в конце концов он попадает на столы к женщинам, о которых я тебе рассказывал.

— Да, помню. Ты там побывал как раз перед тем, как тебя отправили на карьер.

Я кивнул и как следует напряг память.

— Мимо столов мы прошли к лестнице, по ней — в комнату, откуда я перенесся в раздевалку на карьере. А ты попал в раздевалку прямо с другой планеты.

Он кивнул.

— Это означает, что машина пространства-времени настроена на ту раздевалку. Но… — У меня заболела голова, но я упорно рассуждал: — Но я попал в цех со столами через дырку в раю…

Тут мой разум вдруг опалила догадка, и я, взбодренный, даже окрыленный, вскочил на ноги.

— Подумай! Нас обоих машина перенесла в комнату на холодной планете с карьером. Потом вместе с камнями мы полетели в шахту. Никаких сомнений, мы попали в поле действия еще одной машины. Вполне возможно, мы сейчас под самим раем, и вся эта сложная операция заканчивается здесь.

Он глядел на меня стеклянными глазами. Не успевал за моими рассуждениями.

— Думай! — приказал я. — Рай — это штаб Слэйки. Чем бы он ни занимался, на что бы ни тратил миллиарды кредитов, — все это здесь начинается и здесь же заканчивается. — Я ткнул пальцем вверх. — Там, на поверхности, — рай. И профессор Койпу из Специального Корпуса знает, как туда попасть.

— Здорово. Но нам-то от этого какая выгода? На меня вдруг нахлынула тоска, я съехал по стене на пол.

— Да никакой. Это я так, хватаюсь за соломинку. На его лице отразилась тревога.

— Да? Если и впрямь все обстоит так, как ты обрисовал, то нам остается только идти следом за каменной пылью к тем столам. Раз ты туда попал, значит, оттуда и выбраться можно.

— Это не так просто.

— Почему?

В самом деле, почему? Назад мы повернуть не можем, значит, остается только вперед. Это наш единственный шанс.

— Ты прав. Пойдем.

— Сейчас?

Несколько секунд я раздумывал.

— Тут Слэйки. Он не спит. Бродит. И возможно, он не один. И в любую минуту кто-нибудь может прийти на склад. Куда ни кинь, всюду клин.

— Ты разве не устал?

Я подумал над этим и отрицательно покачал головой.

— Нисколечко. Наглотался кофеина, аж вибрирую. Так что идем.

Мы пошли. Пробегали по комнатам, точно мыши, пока не увидели кое-что обнадеживающее. Беркк показал, я кивнул. Из стены выныривала знакомая толстая труба и мирно шуршала над нашими головами. И через отверстие в противоположной стене уходила в соседнюю комнату.

Но это оказалась не комната, а пещера, вырубленная в монолитной скале. Освещение было тусклое, бетонный пол — в выбоинах и пыли. Но труба была здесь, только не висела под потолком, а лежала на полу.

— Шумит, — сказал, приложив к ней руку, Беркк. — Вибрирует. Что-то по ней идет, это точно.

— Вот и чудненько. — Только одно мне не нравилось — труба исчезала в неровной каменной стене. И в этой стене не то что двери — крошечной щелки не видно.

— Двери нет, — сказал Беркк.

— Должна быть!

— Почему? — спросил он с убийственной прямотой.

И правда, почему? Потому лишь, что до сих пор мы без особых проблем шли вдоль трубы?

— Подумай! — Это относилось не только к нему, но и ко мне. — Черный камень добывается с огромными затратами труда и денег, переносится сюда и с еще большими затратами измельчается в порошок. А тот подвергается обработке

— что-то добавляется или извлекается. Затем порошок поступает… куда?

— В то место, о котором ты рассказывал. Где робот, женщины и столы. И куда мы можем попасть, хотя почему это место должно находиться рядом с трубой?

— Молодчина. Конечно, ты прав. Куда пойдем, налево или направо?

— Налево, — сказал он твердо. — Когда я был бойспраутом,[15] мы всегда…

— Начинали с левой ноги. Убедил, идем налево. За нами тускнели, удалялись огни. Мы шагали почти во мраке, вели руками по каменной стене, и это ничего не дало, кроме сломанных ногтей. Мы свернули за угол, а затем, спустя целую вечность, за другой. Потом впереди показались тусклые огни и знакомая труба. Пройдя по трем коридорам, мы оказались на прежнем месте.

— Может, надо было вправо идти? — бодро предположил мой спутник.

Я не удостоил его откликом.

Мы дошли до стены, в которую упиралась труба, и повернули направо, во тьму. Беркк шествовал впереди и вел по скале обломанными ногтями.

— Ой! — воскликнул он.

— Что — «ой»?

— Костяшки ободрал. Тут что-то вроде дверного косяка.

Мы ощупали это «что-то», и оно оказалось дверным косяком. А еще мы обнаружили колесо очень знакомой формы. Мне оно оказалось не по силам, но вдвоем удалось его повернуть. Раздался противный скрежет.

— Давно… — прохрипел я, — не отпирали. И — р-раз!

Замок в последний раз протестующе скрипнул и сдался. Распахнув дверь, мы вошли в тесную комнату. На стенах еле-еле светили зеленые плафоны, но наши глаза давно привыкли к темноте и теперь вполне отчетливо увидели другую дверь в противоположной стене. Не со штурвалом, а с ручкой.

Беркк протянул руку и ощупал замок.

— Цифровой.

— Стой! — Я хлопнул его по запястью. — Дай-ка я сначала посмотрю.

Я моргал и водил головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть замок в тусклом свете.

— Ага, цифры вижу. Барабанный замок. Архаика, я такие в детстве отпирал.

— А с этим справишься?

— Может быть. А может и не быть, поскольку число возможных кодов — астрономическое. Но у нас есть серьезный шанс. Такой замок не запрется, если набрать предыдущий код. Об этом многие забывают.

«А многие не забывают». Но вслух я этой мысли не высказал, потому что сразу ее отогнал. Слишком уж она была муторной. Нет, я обязан справиться с этой дверью! Обратного пути у нас нет. Мне опять позарез нужна удача, очень уж многое поставлено на кон. Я вытер о рубашку вспотевшую ладонь, схватился за дверную ручку и потянул.

Дверь не шевельнулась. Но ручка легонько клацнула. Неужели поворачивается? Я налег изо всех сил.

И она повернулась. Дверь была не заперта. Я ее приотворил и заглянул