просто — изменения психического состояния. Поэтому можно предположительно говорить о вяло-прогредиентном шизоф-реническом процессе, о чем свидетельствует его аутистическое мышление с символизмами, неологизмами, фантастическим бредом реформаторства: нарушения поведения, чудаковатость; волевое снижение с неадекватностью и психическим инфантилизмом». (Шувалов, 1995а, с. 69.)

Особенности творчества

«Он мял и терял свои записи, не имея ни средств, ни угла для упорядочения работы. Черновики его рукописей часто терялись, а беловиков было по нескольку вариантов. Часто из-за недостатка бумаги он на одном и том же листке записывал разно задуманные вещи… Мне привелось сблизиться с В.В Хлебниковым в 1914–1917 годах. Я был покорен прежде всего его непохожестью ни на одного человека, до сих пор мне встречавшегося» (Асеев, 1990, с. 317, 320.)

«Все творчество Велимира Хлебникова пронизано формалистическим экспериментированием над словом Фактически он и начал свою деятельность с того, что из “старых слов сделал крошево” и приступил к конструированию собственных слов и необычных словосочетаний. В 1908 г. Хлебников опубликовал свои первые “гениально-сумасшедшие” (выражение поэта М. Куз-мина) стихотворения, насыщенные неологизмами: “Крылышкуя золото-письмом / Тончайших жил, / Кузнечик в кузов пуза уложил / Прибрежных много трав и вер. / —Пинь, пинь, пинь< — тарарахнул зинзивер / — О, либедиво! / — О, озари!” (Шувалов, 1995а, с 68)

В творчестве Хлебникова болезненные расстройства психики неразрывно вплетаются в художественное произведение, создавая своеобразное литературное явление. Именно они накладывают на его труд специфическую печать и обусловливают тем самым имеющуюся поэтическую оригинальность… Мышление, измененное по шизофреническому типу, обеспечило поэту некоторый «выигрыш» в случаях поэтического словотворчества, проявляясь в редкой образности и неожиданности ассоциаций, но «такое изменение процессов восприятия влечет за собой значительный «проигрыш» в большинстве обычных жизненных ситуаций», что и демонстрирует вся биография поэта. Именно наличие нарушений в сфере мышления позволяет считать, что перед нами не шизоидный психопат, а больной шизофренией. Хлебников так и остался плохо понятым для читателей в той степени, в какой непонятен для окружающих каждый больной шизофренией. «Логика» большинства хлебниковских стихотворений была слишком далека от общепринятой логики стихосложения и основывалась на сближении явлений, обычно не связанных друг с другом (так называемая «актуализация заднего плана», благодаря которому у него возникало аспективное новшество)… Этим и объясняется трудность понимания его стихотворений, разорванность их смысловых звеньев: "Я мечте кричу пари же, / Предлагаю чашку Шенье, / Казненному в тот страшный год в Париже,/ Когда глаза прочли: "чай, кушанье". / Подымаясь по лестнице / К прелестнице, / Говорю: пусть теснится / Звезда в реснице". (В. Хлебников «Мария Дэзес», 1909, 1911.) Можно предположить, что наличие психического расстройства личности привнесло в творчество Велимира Хлебникова нечто новое и своеобразное, позволило ему стать оригинальнейшим русским поэтом, оставившим единственный в своем роде след в молодой советской поэзии.

ХОПКИНС (Гопкинс) (Hopkins) ДЖЕРАРД МЭНЛИ (1844–1889), английский ПОЭТ.

«Через одиннадцать лет, когда поэт принял сан священника, он сжег все написанные к тому времени сочинения… Тщедушный застенчивый человек, обремененный тяжкими обязанностями, — многие из которых он взвалил на себя добровольно, — Хопкинс периодически впадал в меланхолию, которая граничила с сумасшествием… Р. Бриджес398 удержался от публикации стихов своего друга, поскольку не мог сопроводить их биографическими сведениями, которые бы свидетельствовали о чудаковатости умершего». (Дональдсон, 1995, с. 329–330.)

«Хопкинс — создатель необычных ломаных ритмов (sprung rhythm), акцентного стиха; он часто пользуется эллипсами399, вводит неологизмы». (КЛЭ, т. 8, 1975, с. 311.)

Под религиозностью понимают не только возможность взаимного общения с Богом, но и преувеличенную, неадекватную вовлеченность человека в этот процесс, сопровождаемый определенной степенью самопожертвования. Поэтому Хопкинс перед вступлением в орден иезуитов безжалостно сжигает свои стихи, хотя даже небольшой сохранившейся их части оказывается достаточно, чтобы обеспечить ему посмертную славу реформатора английского поэтического языка. В сфере религии, которая пользуется своими понятиями и догмами, врачу всегда трудно нащупать грань между психической нормой и патологией, чему в данной энциклопедии было уже много примеров. Поэтому, чтобы говорить о наличии у Хопкинса психического расстройства, необходимо располагать более подробной информацией.

ХРУСТАЛЁВ ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ (наст, имя и фам. Георгий Степанович Носарь) (1877–1918), российский политический деятель; в 1905 г. — председатель Петербургского Совета рабочих.

«…Его арестовали при въезде в Россию и по доставлении в столицу возбудили против него обвинение в побеге с поселения <…> Как только я окончательно убедился в том, что Хрусталев страдает манией преследования, пришлось большей частью ограничивать-, ся по его прошениям лишь составлением отчетов о неосновательности возбуждаемых им обвинений… Я лично доложил министру, что, по моему мнению, Хрусталева нужно лечить, а-не карать… Министр читал жалобы Хрусталева на меня и потому не мог не разделить мнения моего, что Хрусталев не в своем уме, но захотел, чтобы сперва душевная болезнь Хрусталева была установлена в порядке следственных дей-ствий… В.Л. Бурцев400, теперь редак-тор-издатель “Общего Дела”… удостой верил, что Хрусталев помешался еще в Париже… Хрусталев судом, согласно с заключением экспертов, был признан здоровым… они, — по собственным-их словам, не сочли себя вправе признать сумасшедшим видного деятеля освободительного движения… И Хрусталев только потому, что именовался прежде председателем Совета рабочих депутатов, должен был следовать на каторгу…» (Завадский, 1991. с. 9—12.)

[В 1907 г. бежал из ссылки за гранив цу] «В развертывавшейся за границей идейной борьбе… Хрусталев был совершенно не подготовлен. В нем сразу обнаружилось полное отсутствие как политической, так и нравственной устойчивости… Он сразу почувствовал себя не у дел, стал метаться из стороны в стон рону, выступил из социал-демократии… и в то же время ярко стал проявлять оборотную сторону своего авантюристического темперамента — в разных темных операциях финансового характера. Это окончательно отрезало его от политической эмиграции. Он сам потерял всякое уважение к себе, опускался все ниже и ниже и — может быть, с рассудком, наполовину помутившимся от головокружительных превратностей судьбы, — кончил воровством». (Троцкий, 1990а, с. 168.)

Диагностика психического расстройства у видного политического деятеля всегда приобретает дополнительные сложности, так как в этом случае возникает возможность вероятной симуляции. В этой связи достаточно вспомнить имена хотя бы диктатора Польши Юзефа Пилсудского, профессионального революционера в России Камо или советского наркома иностранных дел Г.В. Чичерина — все они неоднократно госпитализировались в психиатрические больницы (см. данные патографии). Но что там было (и было ли?)