с очень большой натяжкой. Старик когда-то обучался черной магии, но его пристрастие к крепким напиткам, которое становилось все сильнее, завело его в конце концов на обочину, вместо того чтобы вести его по кривым дорогам Черного Искусства. В трезвом виде он устранял бородавки и другие небольшие физические недостатки, либо же промышлял любовными зельями. Но если он напивался, он представлял опасность не только для окружающих, но и для себя самого. До тех пор, пока удавалось удерживать его от занятий чародейством, он был тем не менее неплохим собутыльником.

— Это что такое? – рявкнул хозяин. Он обтер руки о грязноватый, некогда вполне белый фартук и подбежал к ним. Тонкие руки и ноги и раздутый живот придавали ему сходство с жирным пауком. – Что это за штука на полу? Да будет вам известно, что здесь приличное заведение и...

— Вина! – грубо оборвал его Конан и выронил на пол несколько медных монет. – И проследи за тем, чтобы служанка не забыла подать его. – Он указал на девушку, одетую для потаскушки так необычно. – Вон та в углу, она мне очень глянулась.

— Она не работает у меня, – проворчал хозяин. Он нагнулся, подбирая кружку Бороса и монеты, потом встал на четвереньки, чтобы дотянуться до последнего медяка, который закатился под стол. – Но вы получите девку, не сомневайтесь.

Он исчез, нырнув в заднюю дверь харчевни, и вскоре оттуда выскочила ядреная девица. Полоса голубого шелка почти не прикрывала ее подпрыгивающую на ходу грудь, а вторая полоска, чуть шире, охватывала ее бедра. Она поставила кувшин вина и два мятых кубка перед обоими посетителями. Аппетитно вертя задом, она придвинулась к Конану и призывно улыбнулась. Но он почти не заметил ее, потому что взгляд его был прикован к девушке с рыжеватыми волосами.

— Дурак! – прошипела ядреная девица. – Вы скорее получите свое от сосульки, чем от той фифы в углу. – И она отодвинулась.

Конан удивленно поглядел ей вслед.

— Девять адов Зандру! Какая муха ее укусила? – проворчал он.

— Да кто их поймет, баб, – рассеянно сказал Борос. Он быстро наполнил свой кубок и тут же наполовину опустошил его. – Да и вообще, – продолжал он мрачным тоном, после того как перевел дыхание, – теперь, после смерти Тиберио, у нас хватает других забот.

Он снова взялся за кубок.

— Тиберио мертв? – недоверчиво переспросил Конан. – Не прошло и двух часов, как мы говорили о нем, и никто даже не упомянул о его смерти. Трон Эрлика! Да перестань ты пить! Говори, что с Тиберио?

С явной неохотой Борос отставил свой кубок.

— Слово ходит по кругу. Тиберио... Тиберио... Он умер прошлой ночью. Вскрыл себе в ванной вены. Во всяком случае, так считается.

Конан заворчал.

— Да кто такому поверит? В конце концов, после смерти Вальдрика он имел прав на престол больше, чем кто бы то ни было.

— Люди верят тому, чему хотят верить, киммериец. Или боятся не верить.

Может быть, подумал Конан. Уже стольких устранил: жен, сыновей, дочерей. Иногда этого требовал разрыв отношений или желание навеки скрыть тайну; порой замолкали навсегда и творцы этих планов, а многие дворяне жили в своих замках, парализованные страхом.

Теперь нашлись наемные убийцы.

Конан порадовался тому, что треть состава Вольного Отряда постоянно дежурит во дворце Тимеона. Потерять нанимателя подобным образом весьма не полезно для репутации.

— Одно к одному, – отрывисто продолжал Борос. – Кто-то пытается воскресить Аль-Киира. Я видел сполохи огней на проклятой горе, я слышал шепот Черного Знания. А на этот раз уже не будет Аванрахаша, чтобы удержать его в узде. Нам нужно второе рождение Морантеса Великого. Только такой, как он, мог бы еще навести порядок.

— О чем ты болтаешь, наконец? А, неважно, кто следующий претендент на трон после Тиберио? Валентиус, не так ли?

— Валентиус. – Борос пренебрежительно щелкнул языком. – Он никогда не взойдет на трон. Слишком молод.

— Он взрослый человек, – сердито возразил Конан. Он мало знал о Валентиусе, но все же граф был старше Конана на целых шесть лет.

Борос улыбнулся.

— Между тобой и графом есть небольшая разница, Конан. Ты в свои юные годы уже приобрел опыт, которого хватило бы на две жизни в суровых условиях. А Валентиус влачил существование изнеженного придворного, среди изящных фраз, галантерейных манер и прочего политеса.

— Болтаешь ерунду, – пробормотал Конан. Как это старику удалось прочитать его мысли? Быстрое восхождение не делало его менее обидчивым, если речь заходила о его юности, и он продолжал злиться на каждого, кто считал, будто он слишком молод для такой должности. В любом случае можно найти занятие и поинтереснее, чем сидеть с пьяницей, который даже толком колдовать не умеет. Например, недурная компания – девочка с рыжевато-каштановыми волосами.

— Остатки пойла – твои, – проворчал он. Прихватив с собой мешок, где лежала бронзовая фигурка, киммериец покинул Бороса.

За все это время, что Конан наблюдал за девушкой, она не пошевелилась в своем углу и не изменила позы. Ее лицо сердечком оставалось неподвижным, когда он подошел ближе, но опущенные глаза, голубые, как утреннее небо северных стран, расширились, словно у испуганной лани. Она вздрогнула, точно хотела бежать.

— Пойдем, выпьем вместе винца, – пригласил ее Конан, показывая на свободный столик.

Девушка посмотрела на него и – хотя это казалось невозможным – распахнула глаза еще шире. Потом покачала головой.

Он заморгал в растерянности. Может быть, не стоит доверять ее невинному лицу? Похоже, она предпочитала перейти прямо к делу.

— Ну, если ты не хочешь вина, что ты скажешь о такой цене: две серебряных монеты?

Девушка приоткрыла рот, словно в испуге.

— Нет... Я думаю... нет... – Ее дрожащий голосок звенел, как колокольчик.

— Ладно, три серебряных – и четвертая сверху, если окажется, что ты того стоишь.

Она лишь молча смотрела на него. «Зачем я теряю тут время с этой... сосулькой?» – подумал Конан. В конце концов, такого добра, как веселые девицы, в городе хватает. Может быть, дело в том, что она напоминала ему Карелу. Хотя волосы у нее не такие огненно-рыжие, а скулы не такие высокие, как у разбойницы, делившей некогда с ним постель и вносившей в его жизнь волнения и опасности с того мгновения, как пути их впервые пересеклись.

И все же что-то общее было. Карела была единственная женщина, и она себя сама возводила на этот престол. Но стоит ли оживлять старые воспоминания?..

— Девочка, – резко сказал он, – если тебе не нужно мое серебро, то так и скажи, я поищу себе другую.

— Останься, – шепнула она. Выговорить это слово ей удалось с большим трудом.