Как-то Юра Кричак поведал, что, развлекаясь, ходили они и пугали народ с помощью тыквы. В пустой тыкве прорезали глаза, нос и рот, а затем вставляли зажженную свечку, и такую горящую морду показывали кому-нибудь в окошко.

Вот это идея! Тыквы нет, зато нашелся большой кабачок. Изготовление пугала поручили Кричаку, как опытному и знающему. Он соответствующим образом подготовил кабачок и насадил его на палку.

Испытание решили не откладывать в долгий ящик и провести его тем же вечером. Жертвой выбрали Терещенко.

Тихо подкрались и пристроили пугало к их окну. Ида Терещенко проснулась и увидала жуткий кошмар.

— Гриша, посмотри, только посмотри, что это там в окне?

— Ну, что ты там увидала? Черт возьми!

— Гриша, я боюсь, не ходи.

— Я сейчас выйду, и кому-то не поздоровится.

В немецких домах окна были лишь на фасадах, в боковых стенах их не имелось, поэтому шутники свернули за угол и спрятались. Хлопнула дверь, и Гришка выскочил на крыльцо — никого! Громко пробормотав проклятия, он, немного постояв на крыльце, удалился к себе в дом.

Посовещавшись, шутники решили, что хватит, немного попугали — и достаточно. А то неизвестно, что бешеный Гришка может отчебучить, если обидится.

В общем, забава оказалась небезопасной, и шутники решили в других местах судьбу не испытывать. Овчинка выделки не стоила. Гришка Терещенко свой, а за чужих говорить трудно. Да и не наша это забава, чужеродная. Вот кому-нибудь снежком залепить — это самое милое дело. И, главное, всем понятно, хотя и бывает обидно.

Снег тает под воротником —

Я простужусь, пожалуй!

Швырнул мне в спину снежный ком

Какой-то глупый малый!

Он просто трус и озорник,

И человек нечуткий!

Бросать снежки за воротник —

Какие ж это шутки![1]1

6.4.7. Обливание

В день Ивана Купалы тоже все настороже были, устраивали засады с ведром воды и поджидали жертву. Вся округа это знала и старалась в этот день обходить наш дом стороной. Костю из соседнего подъезда мы с Евой как-то хорошо прихватили, и много времени он выжидал, чтобы нам отомстить.

Приехала к нам на отдых мама из Ленинграда, и я ее устроила во саду ли в огороде в гамаке подремать. Вот она, почитав газетку, ею прикрылась от солнышка и задремала. Я случайно подошла к окну и вижу, что в соседнем садике что-то происходит. Позвала Еву, соседку снизу, и мы с ней стали вести наблюдение. Смотрим, Костя лихорадочно разматывает шланг и что-то затевает. Мы быстро сообразили, что он увидел — в гамаке кто-то лежит, и думал, что это я, а за мной должок числился.

И вот он торжественно включает воду и направляет из-за кустов струю на гамак. И что тут было!!! Вода холодная и льется неожиданно. Такой был вопль! Газета отлетела в сторону, и незнакомая Косте женщина заорала диким голосом:

— Галька! Прекрати сейчас же!

А из гамака и молодым сразу выбраться не удается, а тут человек в годах… Увидев это, Костя, от испуга бросив шланг и не выключив воду, вынырнул из кустов и побежал опрометью куда глаза глядят. Мы ему сверху успели прокричать счет:

— Один ноль в нашу пользу!

В результате весь сад-огород своего подъезда он залил водой, за что от всех оценку получил ту, что заслужил. И весь период пребывания мамы у нас он, как шалун-проказник, по зарослям пробирался домой, чтобы ей на глаза не попасться. И обязательно кто-то это засекал и улюлюкал ему вслед.

Другой эпизод. От нашего дома к болоту был спуск по склону, покрытому мягкой душистой травкой, и там мы иногда загорали, пока наши хлопцы летали. А болотце образовалось так — еще у немцев была там сточная канава, потом она подсохла немного и превратилась в болото, если кто-то туда из живности забегал — пропадал навсегда.

Ну и вот, там расположились Ева с Верой загорать до пояса голяком — сейчас это называется топлес. А летуны на полеты собирались. На обочине машина стояла, летунов ждала, возле нее начальник ПДС метался — должников по прыжкам собирал. Время у них в запасе еще было, так что не спеша, нога за ногу, брели к машине. Выходит наш Юра Кричак на крыльцо и видит далеко: картина маслом в стиле ню — загоральщицы.

Хватает ведро с водой, сзывает зрителей на крыльцо и с подветренной стороны крадется к девчатам. Подобрался незаметно и — бух ведро воды на них. Они испуганно вскочили, наполовину голые стоят, от неожиданности рты разинули, зрителей не видят. А с них купальные трусы постепенно сползают. Девчата еще за Юркой кинулись бежать, но того не догнать — в машину скок, и все. Довольны были все, кроме потерпевших.

6.4.8. Замполит

С замполитом у меня сложились сложные отношения. Началось с того, что он приказал мне купить пакет государственного займа. Я возразила:

— Мой муж уже купил.

— Это он, а ты?

— А у меня своих денег нет, только мужние.

— А другие жены покупают.

Я пожала плечами:

— Предлагаете мне обезьянничать?

— Не обезьянничать, а проявить патриотизм.

— Наша семья его уже проявила, — отрезала я.

Но замполит этот разговор запомнил.

Как-то раз он заявляется, меня вызывает и приказным тоном объявляет:

— Надо бригаду собрать и совхозу идти помогать, а то они урожай собрать не успевают, рук не хватает.

— Хорошо! Будет сделано!

Собрала женщин из трех домов, и пошли на горушку в совхоз помогать. Пока шагали по полям и огородам, все смотрели, усталых работников узреть хотели. Кому помощь нужна — непонятно, всюду ни души. Все на завалинке у магазина сидят, уже никакие. Напились и, нас увидев, удивились:

— Ну, посмотрим, как офицерши будут работать!

Я говорю:

— Мы пришли не за вас работать, а вам помогать. А в поле никого не видать, и нам там делать нечего.

Председатель стал меня увещевать, что, дескать, у них выходной, а вы за них поработайте. Я ему кукиш показала, мы развернулись и восвояси удалились. Замполиту они свою версию рассказали, и он пришел нам нотацию читать. Я сказала:

— Помощь оказать — всегда пожалуйста, а пьяни зрелище устраивать — не выйдет!

Тихо-мирно сидим, кто на скамеечке, кто на крылечке. Вдруг едет на велосипеде замполит. Кричит:

— Девочки, здравствуйте!

И мы хором:

— И вы не хворайте!

— Что-то у вас затишье какое-то, никто никого не поливает.

Отвечаем:

— Некого, все персонажи на аэродром