Один из них был высокого роста, со смуглым лоснящимся лицом и самой подозрительной наружностью. Впечатление это усиливалось от того, что поверх верхней губы у него выдавался огромных размеров гнилой зуб. Другой был низенького роста, с сардонической улыбкой и лицом, сплошь покрытым растительностью; густые черные волосы спускались ему на плечи. Когда он смеялся, то брови почти сливались с бородой и усами, и в это время он скорее походил на обезьяну, нежели на человека. Родом он был из самых диких и отдаленных местностей Трансвааля, а именно из предгорий Саутпансберга41, и ни слова не понимал по-английски. Джесс прозвала его Буйволом за сходство с этим свирепым животным. Товарищ его, напротив, прекрасно говорил по-английски, так как много лет провел в Натале и бежал из колонии из-за какой-то истории, которая должна была привести его на скамью подсудимых. Этого Джесс прозвала Единорогом за его страшный клык.

Единорог был удивительно благочестив и, подойдя к столу, к великому смущению Джона, вежливо, но с большой твердостью взял из рук у него нож, которым тот собирался было резать мясо.

— Что это значит? — спросил Джон.

Бур с грустью покачал головой.

— Неудивительно, что вы, англичане, Богом отверженный народ и отданы нам в руки, подобно тому как могущественный царь Ахав был предан в руки израильтян. Садясь за стол, вы даже и не подумали возблагодарить Создателя. — С этими словами он откинул назад голову и запел в нос какую-то длинную голландскую молитву. Не довольствуясь этим, он принялся переводить ее на английский язык, что, в свою очередь, также заняло немало времени, хотя перевод и не отличался особенной правильностью.

По окончании молитвы Буйвол сардонически улыбнулся и произнес «аминь», после чего путники могли продолжать прерванный появлением буров обед, который в общем прошел довольно молчаливо. В сущности, они и не могли при данных обстоятельствах ожидать особенного оживления и все свое внимание сосредоточили на еде. В конце концов, могло быть и хуже, если бы вовсе не было обеда.

Окончив обед, они уже собирались встать из-за стола, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел не кто иной, как сам Фрэнк Мюллер! Да, несомненно это был он, все с той же золотистой бородой, такой же густой и прекрасной и, по мнению Джесс, такой же противной, как и всегда. Холодный взгляд бура остановился на Джоне, и что-то вроде злой усмешки заиграло в углах его красиво очерченного рта. Затем он взглянул на буров, из которых один стальной вилкой чистил зубы, а другой бесцеремонно закуривал трубку над головой Джесс, и лицо его сделалось сумрачно.

— Разве вы забыли, что я вам говорил, солдаты? — закричал он. — Чтобы вы не смели обедать вместе с пленниками! (Слова эти болезненно отозвались в сердце Джесс.) Я вам приказывал обходиться с ними почтительно, а вы расположились здесь чуть ли не на столе и пускаете им дым прямо в лицо. Убирайтесь вон!

Бур с лоснящимся лицом и выдававшимся клыком вздохнул, положил на место стальную вилку и удалился, мысленно рассуждая, что с таким начальником, как Фрэнк Мюллер, шутки опасны. Его спутник, Буйвол, заупрямился.

— Что? — зароптал он, тряхнув гривой. — Разве я не достоин сидеть за одним столом с проклятыми англичанами — роой батьес и женщиной? Если бы от меня зависело, я бы заставил его вычистить мне сапоги, а ее — нарезать мне табаку! — При этих словах он осклабился, а его брови, баки и усы до такой степени слились вместе, что он стал как две капли воды похож на павиана.

Фрэнк Мюллер не стал попусту тратить слов. Он преспокойно подошел к своему подчиненному, схватил его за шиворот и вытолкнул в дверь настолько неловко, что непокорный бюргер ударился головой о косяк, причем его трубка разлетелась вдребезги и лучшее украшение его лица — нос — получило значительные повреждения.

— Вот, — промолвил Мюллер, затворяя за ним дверь, — как надо обращаться с подобными молодцами. А теперь позвольте поздороваться с вами, мисс Джесс, — и он протянул руку, которую та холодно пожала. — Я очень рад, что мне удалось оказать вам небольшую услугу, — прибавил он учтиво, — мне было чрезвычайно трудно добиться пропуска от генерала, а потому я прибег к перечислению личных своих заслуг перед республикой, чтобы выудить у него разрешение. Как бы там ни было, но я это дело устроил и с удовольствием берусь проводить вас до самого Муифонтейна.

Джесс поклонилась, и Мюллер обратился к Джону, сидевшему в двух шагах от него и тотчас же ответившему ему на поклон.

— Капитан Нил, — заговорил он, — мы когда-то с вами повздорили. Надеюсь, что услуга, которую я только что оказал вам, убедит вас в моих миролюбивых намерениях. Я иду дальше. Как я уже сказал однажды, я виноват в нашей ссоре во дворе ваккерструмской гостиницы. Пожмем же друг другу руки и кончим раз и навсегда наше взаимное недоразумение. — Говоря это, он подошел к Джону и протянул руку.

Джесс внимательно следила за происходящим. Она знала о предшествовавшей ссоре и полагала, что Джон не дотронется до протянутой руки; вспомнив, однако, в каком они положении, она втайне пожелала, чтобы Нил пожал своему противнику руку.

Джон покраснел и, отступив несколько шагов назад, решительно заложил руки за спину.

— Мне очень жаль, минеер Мюллер, — проговорил он, — но даже при настоящих обстоятельствах я не могу пожать вам руки. Вы знаете, почему.

Джесс видела, как лицо бура перекосилось и покраснело от злости, что, впрочем, случалось с ним довольно часто.

— Я не знаю, капитан Нил. Пожалуйста, объясните.

— Хорошо, я объясню, — спокойно заметил Джон, — вы пытались меня убить.

— Что вы этим хотите сказать? — вспылил Мюллер.

— То, что говорю. Вы дважды стреляли в меня под предлогом, будто целились в буйвола. Смотрите! — при этих словах он снял с головы свою мягкую черную шляпу, которую постоянно носил. — Видите ли на ней отметину от вашей пули? Тогда я не подозревал умысла, теперь же мне это доподлинно известно, а потому я отказываюсь от чести пожать вашу руку.

В эту минуту ярость Мюллера достигла высших пределов.

— Вы ответите мне за это, лжец! — закричал он, машинально ощупывая рукой пояс, на котором висел охотничий нож.

Несколько минут они молча смотрели друг на друга, причем Джон даже не пошевельнулся. Он стоял спокойно и твердо, как могучее дерево, а его честное, открытое лицо и решительный взгляд представляли полнейшую противоположность демоническому выражению красивого лица голландца. Наконец Джон произнес, медленно выговаривая каждое слово:

— Я уже доказал вам однажды, Фрэнк Мюллер, что сильнее вас, и если нужно, готов доказать вновь, несмотря на ваш нож. Пока же считаю необходимым напомнить вам, что мне выдан пропуск за подписью вашего генерала, подтверждающий нашу безопасность. А теперь, минеер Мюллер, — при этих словах глаза Джона сверкнули, — я готов.