Она оскорблена моей грубостью, но мне нет до нее дела. Сейчас меня беспокоит одно — моя собственная шкура. Все четверо уставились на меня, их глазами смотрит начальство и все правительство. Вон сколько их, виноватых в этой «бреши»!

— Хотите кофе? — кротко предлагает Дайана.

— Я бы предпочел героин, — ворчу я. Они встречают это как удачную шутку. Всем нам пора разрядиться. Разливается кофе, и мы лакомимся печеньем. Остается только ждать. Происходит что-то сверхъестественное, но я все равно уже раздумываю, как быть дальше.

Рейнор говорит, что с наступлением темноты они пригонят мою машину. Скоро из Орландо прибудет чернокожий агент, который в ближайшие дни не будет от меня отходить. Мне ни в коем случае нельзя возвращаться в кондоминиум, и мы ломаем головы, как забрать оттуда мои скудные пожитки. Служба маршалов разберется с арендой и, что называется, потушит свет. По мнению Рейнора, мне бы лучше сменить автомобиль, но я артачусь.

Агенты ФБР ненадолго отлучаются и приносят сандвичи. Похоже, часы остановились, стены смыкаются. Наконец в половине четвертого входит Виктор Уэстлейк с оригинальным приветствием:

— Мне очень жаль, Макс.

Я не встаю и не подаю ему руки. Сижу на диване и больше никого на него не пускаю. Уэстлейк привез с собой еще троих в черных костюмах, и вся эта братия балансирует на кухонных табуретах. Когда с представлениями и усаживанием покончено, Уэстлейк начинает:

— Небывалое дело, Макс! Не знаю, что и сказать. Пока мы не понимаем, как это вышло. Может статься, так никогда и не выясним.

— Расскажите, что вам известно, — прошу я.

Он открывает папку и достает из нее бумаги.

— Это запись вчерашнего телефонного разговора по сотовой связи между Ди Реем Рукером и неким Салли. Ди Рей был в Вашингтоне, а этот Салли — где-то здесь неподалеку.

Пока я знакомлюсь с разговором, все сидят не дыша. Это занимает совсем немного времени. Проложив листы на кофейный столик, я спрашиваю:

— Как им это удалось?

— Точного ответа пока нет. Одно из предположений — тебя выследила частная компания, к которой они обратились. У нас есть на заметке несколько фирм, занимающихся промышленным шпионажем, слежкой, поиском пропавших, подглядыванием за частными лицами и так далее. Они прибегают к услугам бывших военных, бывших разведчиков, даже, стыдно сказать, бывших агентов ФБР. Они свое дело знают, пользуются самой современной аппаратурой. За хороший гонорар могут собрать кучу информации.

— Кто ее им предоставляет? Ваши же люди?

— Этого мы пока не знаем, Макс.

— Даже если бы знали, все равно не сказали бы. Вы бы никогда не признались, что меня сдал кто-то из официальных структур: ФБР, службы маршалов, прокуратуры, Минюста, Управления тюрем, что там еще… Сколько людей посвящены в эту тайну, мистер Уэстлейк? Десятки, если не больше. Как на меня вышли Рукеры: сами взяли след или просто понаблюдали за фэбээровцами, следившими за мной?

— Можешь не сомневаться, утечки изнутри не было.

— Вы же сами только что говорили, что не знаете. Ваши уверения ровным счетом ничего не значат. В одном можно не сомневаться: все, у кого рыльце в пуху, постараются прикрыть собственную задницу и будут тыкать пальцами друг в друга. Уже стараются и тычут. Я не верю ни одному вашему слову, мистер Уэстлейк. Ни вашему, ни чьему-либо еще.

— Тебе придется нам доверять, Макс. Создалась экстренная, возможно, даже опасная для жизни ситуация.

— Я доверял вам до сегодняшнего утра — и полюбуйтесь, к чему это привело! Доверию конец. Нет его, ноль!

— Мы должны защищать тебя до суда, Макс. Ты сам это понимаешь. После суда интерес пропадет. А пока мы обязаны обеспечить твою безопасность. Для этого мы и прослушивали телефоны. Нам повезло — мы подслушали Рукеров. Мы на твоей стороне, Макс. Кто-то где-то напортачил, но мы обязательно выясним, что произошло. Ты жив и здоров только потому, что мы не зря едим свой хлеб.

— Поздравляю, — говорю я и удаляюсь в туалет.

Буча начинается после моего возвращения, когда я говорю, что отказываюсь от участия в системе защиты свидетелей. Дэн Рейнор вопит, какой опасной будет моя жизнь, если я не позволю им перебросить меня за тысячу миль под новым вымышленным именем. Что ж, я все равно попытаю счастья. Уэстлейк умоляет не покидать их. Мои показания будут иметь ключевое значение на суде, без меня приговора не видать. Я в ответ твержу, что у них на руках признательные показания, которые ни один федеральный судья не отменит. Я обещаю явиться на суд. Настаиваю, что окажусь в куда большей безопасности, если место, где я прячусь, будет известно мне одному. Меня охраняют слишком много агентов. Рейнор раз за разом напоминает мне, что Служба федеральных маршалов еще никогда не теряла осведомителей, а их уже больше восьми тысяч. Но ведь кто-то же должен открыть список жертв. Лучше это буду не я.

Спор у нас жаркий, но я непоколебим. Им ничего не остается, кроме как пытаться меня переубедить. У них нет надо мной власти. Мой приговор отменен, это не условно-досрочное освобождение. Я согласился дать показания и не отказываюсь сделать это. В моем соглашении со Службой федеральных маршалов ясно сказано, что я могу выйти из программы защиты свидетелей, когда захочу.

— Вот я и выхожу. — Я встаю с дивана. — Не соблаговолите отвезти меня к моей машине?

Никто не шевелится.

— Какие у вас планы? — спрашивает Рейнор.

— Чего ради я стану делиться с вами своими планами?

— А квартира?

— Я покину ее через пару дней, после этого она в вашем полном распоряжении.

— Значит, ты отсюда уедешь? — интересуется Дайана.

— Этого я не говорил. С квартиры съеду — это да. — Я поворачиваюсь к Уэстлейку: — Прошу перестать за мной следить. Очень может быть, что за вашими людьми подсматривают. Оставьте меня в покое, хорошо?

— Это неправда, Макс.

— Вы сами не знаете правды. Просто снимите «хвост», и дело с концом.

Он, конечно, не дает согласия. Сидит красный как рак, не на шутку разозлен. Он привык добиваться своего — вот пусть для разнообразия и получит отпор. Я распахиваю дверь и угрожаю:

— Если не подвезете, я пойду пешком.

— Отвезите его! — бросает Уэстлейк.

— Спасибо, — роняю я через плечо и выхожу. Последнее, что я слышу, — это голос Рейнора:

— Ты совершаешь непростительную ошибку, Макс!

Я залезаю на заднее сиденье джипа, и та же парочка агентов молча везет меня обратно. На стояке перед гимнастическим клубом я выхожу не прощаясь. Они уезжают — сомневаюсь, что далеко. Я сажусь в свой маленький «ауди», поднимаю крышу и еду вдоль пляжа по шоссе А1А. Не желаю больше смотреть в зеркало заднего вида!

Виктор Уэстлейк вернулся в Вашингтон на служебном реактивном самолете и, несмотря на поздний час, поехал из аэропорта на работу. Там ему сообщили, что судья Сэм Стилуотер отклонил ходатайство защиты об изъятии из дела признания Куинна Рукера. Это было неудивительно, тем не менее Уэстлейк испытал облегчение. Он позвонил в Роанок и поздравил Стэнли Мамфри. Он не стал уведомлять федерального прокурора, что их главный свидетель вышел из программы защиты и исчез в кромешной тьме.