class="v">Нет, не был даже Спарты сын

Вольней меня!

…………………………………………

Вторая юность не придет,

Ничто не скрасит жизнь твою.

О чем жалеть? Эллада ждет:

Умри в бою.

(Перевод Г. Усовой)

Постепенное преодоление собственной слабости, тяжелый внутренний спор, который приводит к решению пожертвовать собой в кровавом бою, придают этим стихам необыкновенный драматизм. Перед нами не парадная, ходульная героика, а раздумья о страсти и долге и внезапный переход от мечты о подвиге к примирению с мыслью о смерти на поле брани.

Традиция считает эти стихи последними, и они завершают все издания сочинений Байрона. Однако друг поэта Хобхаус называет последними другие стихи; черновик их ой нашел на обороте «Песни к сулиотам». Они вошли в русскую литературу благодаря блистательному переводу Блока;

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,

Готов его сразить иль пасть с тобой в крови

И если б пробил час — делить с тобой, любимой,

Все, верность сохранив свободе и любви.

Я на тебя взирал в морях, когда о скалы

Ударился корабль в хаосе бурных волн,

II я молил тебя, чтоб ты мне доверяла,

Гробница — грудь моя, рука — спасенья челн.

Я взор мой устремлял в больной и мутный взор твой

И ложе уступил и, бденьем истомлен,

Прильнул к ногам, готов земле отдаться мертвой,

Когда б ты перешла так рано в смертный сон.

Землетрясенье шло и стены сотрясало,

II все, как от вина, качалось предо мной.

Кого я так искал среди пустого зала?

Тебя. Кому спасал я жизнь? Тебе одной.

И судорожный вздох спирало мне страданье,

Уж погасала мысль, уже язык немел,

Тебе, тебе даря последнее дыханье,

Ах чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.

О, многое прошло, но ты не полюбила,

Ты не полюбишь, пет. Всегда вольна любовь.

Я не виню тебя, по мне судьба судила —

Преступно, без надежд, — любить все вновь и вновь.

(«Любовъ и смерть»— Love and Deaths 1824)

Так же как в стихах о последнем дне рождения, где поэт от усталости и разочарования переходит к решимости биться до конца, а затем к предчувствию близкой гибели, так и здесь возникают два неожиданных поворота: от его нежности к ее холодному равнодушию и снова к его безропотному преклонению.

В этих строфах сведены воедино все излюбленные мотивы и образы Байрона: любовь и смерть, смерть и свобода, волны и скалы, буря и утлый челн, ранняя могила, катастрофа, преступная страсть. Все здесь чрезмерно — стихии и любовь, которая сильнее всех смертей и страданий, на море и на суше, сильнее оскорбленной гордости, рассудка и морали.

* * *

Лирическая окраска поэзии Байрона, преобладание в ней субъективного начала имеют следствием нерасторжимое единство личности и творчества поэта. Оно возникло, можно сказать, вопреки воле автора, который в своих произведениях тщетно стремился уйти от самого себя. Он желал единства совсем другого рода — единства всей своей действительной жизни с идеей, которую он воплотил в поэзии — идеей сопротивления, стоицизма, защиты бесправных.

Иначе говоря, Байрон не думал о том, чтобы творчество выражало его личность, — это было неизбежно (и даже не всегда удобно). Он хотел, чтобы самая жизнь его была выражением лучших и благороднейших сторон его творчества. Он хотел быть всем тем, о чем писал: витией, воином, государственным деятелем — Леонидом, Вашингтоном, Боливаром.

Байрон всегда был максималистом, всегда предъявлял огромные требования к себе и окружающим, к собственной поэзии. Он испытывал вечную неудовлетворенность и вечно осуждал себя с точки зрения немыслимо высоких критериев.

Самым же высоким критерием было соответствие жизни и идеи. Отсюда вытекало и его презрение к тем, кто живет только в мире абстракций, занимается одной поэзией. Это презрение было не только следствием аристократической позы (хотя Байрон долго считал профессиональные литературные занятия зазорными для пэра Англии).

Ему всегда нравились писатели, которые были также люди дела и практически осуществляли свои принципы. Данте, Мильтон, Руссо, по-своему и Поп привлекали Байрона участием в политической и литературной борьбе своего времени, и восхваляет он прежде всего именно их общественный темперамент, не позволивший им довольствоваться поэзией. Одного творчества, по мнению Байрона, для человека мало. Всю жизнь он рвался к деятельности, которая была бы достойна его сил, претворяла бы идеи его произведений, придала бы единство его жизненной и эстетической позиции.

Такую деятельность он нашел в Греции. В разгаре плодотворных, самоотверженных трудов, в которых он проявил незаурядный, подлинно государственный ум, Байрон после короткой болезни умер 19 апреля 1824 г.

Умирал поэт мужественно и спокойно. Он сделал все, что мог, и отдал жизнь за Грецию, о которой так много с юных лет думал и писал. В смерти он обрел тот духовный абсолют, поискам которого была посвящена его жизнь. Желанное единство было добыто самой дорогой ценой.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Байрон в 17 лет

Ньюстедское аббатство

Байрон в мантии Кембриджского университета

Августа Ли

Мери Чаворт в юности

Графиня Тереза Гвиччоли

Аннабелла Милбэнк (леди Байрон)

Томас Мур

Сэр Вальтер Скотт

Нерен Биш Шелли

Джон Кэм Хобхаус

Синтра

Буря в Гибралтарском проливе (начало XIX в.)