Гей-парад в Тель-Авиве – один из признаков (но ни в коем случае не единственный), что мы идем в правильном направлении. Несмотря на географию, а может, и на историю, мы, к великому счастью, не вписались в Левант. Нас не покорили ни трели восточных мелодий, ни завитки пейсов хасидов Одессы и Галиции. Израиль, при всем разнообразии своих колен, – это развитая западная страна высоких технологий, либеральная, с бесспорной традицией демократии.

У любого человека есть право предпочитать фольклор мест, откуда он родом, но я всегда считал, что само наше существование зависит от того, что мы ближе к Европейскому союзу, а не к Объединенным Арабским Эмиратам. Моим самым большим вкладом в эту тему были не статьи и поправки к законам, а проект, лишенный какой-либо идеологической подоплеки. Это был «Путеводитель Лапида по Европе».

Идея родилась еще в счастливые дни моего пребывания в Лондоне, когда «Маарив» призвал меня на две недели в Израиль, чтобы поработать над приложением, посвященным туризму. Я стал собирать материал и обнаружил, что для израильских туристов не существует ни одного путеводителя. Американские и английские путеводители, которыми наши люди пользовались, были очень профессиональными и сухими, как черствый хлеб. А главное, их авторы не заботились о том, чтобы осветить «еврейскую тему». Они не указывали адрес «У Жиля» – единственного кошерного ресторана в Брюсселе, не могли объяснить, почему нельзя пропустить Музей Холокоста в Берлине, почему в Государственном музее в Амстердаме стоит посмотреть картину Рембрандта «Еврейская невеста», в чем состоит национальная трагедия, скрытая в мраморных завитках Триумфальной арки Тита в Риме, и даже не упоминали тот факт, что в отеле «Кастиль» в Париже бородатый еврей по имени Теодор Герцль написал небольшую брошюру под названием «Еврейское государство».

Целых три месяца в 1969 году я шлялся по Европе за счет издательства. Я видел почти все и записал все, что видел.

Автор путеводителя – это сочетание зануды, писателя, профессионального потребителя, человека культуры и армейского командира, кричащего: «За мной!» За всю свою долгую жизнь больше ничему я не уделил столько времени и внимания. Нет такого туристического агентства, в котором я не побывал, нет маршрута, который я не прошел своими ногами, нет карты, которую не вызубрил наизусть. Я постоянно помнил, что путешествующий с моей книгой попадает в зависимость от того, что там написано. Если ты предлагаешь ему выйти из церкви, пройти десять шагов налево и выпить сок киви в киоске напротив, под тополем, – необходимо, чтобы там стоял киоск, и необходимо, чтобы в нем был сок киви, иначе он никогда больше тебе не поверит.

Первое издание вышло в 1970 году и стало невероятно популярным. С тех пор в течение более тридцати лет почти каждый год выходило новое, дополненное издание. Одним из его отличий от других путеводителей стало мое предложение к читателям: каждый приславший мне дополнение или предложение, которое будет включено в путеводитель, получит бесплатно три экземпляра следующего выпуска со ссылкой на него. За тридцать лет работы с путеводителем я получил около двенадцати тысяч писем. Я прочитал все и всем ответил, включая одного зануду, угрожавшего подать на меня в суд, потому что я не указал, что каждый, кто переплывает на пароме из Копенгагена в Гётеборг, должен иметь при себе паспорт, иначе ему не разрешат ступить на территорию Швеции.

Сегодня я перечитываю тот первый выпуск с легкой ностальгией и нахожу, что Европа осталась прежней, а мы немало изменились.

Кто поверит, что, описывая тогда итальянскую кухню, я уделил несколько строк пояснению, что пиццу готовят не только из теста и томатной пасты – итальянцы добавляют в нее анчоусы, грибы или ломтики колбасы. Про Бельгию я объяснял, что на городской площади в Брюсселе находится чистый и дешевый американский ресторан, в котором продают гамбургеры, со странным названием «Макдоналдс». Про улицу Строгет в Копенгагене я написал подробно: «Особенность ее состоит в том, что движение по ней запрещено, поэтому можно спокойно прогуливаться посреди улицы, разглядывая витрины с обеих сторон» (и все только потому, что тогда в иврите еще не было слова «пешеходная»).

Но смешнее всего, пожалуй, было то, как я изворачивался, чтобы объяснить простодушным израильтянам, что в Европе есть магазины, которые у всех на глазах (при всем честном народе!) продают (вы не поверите!) секс-игрушки! В иврите не было тогда такого слова – «секс-шоп».

С годами у путеводителя появились конкуренты, но ни один из них не обошел его по популярности. Израильтяне привыкли путешествовать «с Лапидом», выбирать отель, который порекомендовал им «Лапид» (и получить десять процентов скидки на проживание, предъявив путеводитель), и есть в свое удовольствие, когда «Лапид» лежит возле тарелки и советует пренебречь отвратительным супом из осьминогов, который часто предлагают доверчивым туристам в Неаполе.

Однажды, когда я гулял по Венеции со своим путеводителем в руке, ко мне обратился моряк – араб из Израиля – и сказал: «Я не знаю города, а у тебя в руках, я вижу, путеводитель Лапида, – можно к тебе присоединиться?» Я сказал, что буду рад, и мы полдня бродили вместе по городу каналов, а он так и не узнал, что «Юссеф», с которым он путешествует, и есть тот самый Лапид. А еще мне прислали однажды статью из лондонской «Таймс» о том, как подвипивший израильтянин пытался прорваться в резиденцию премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, сжимая в руке «Путеводитель Лапида», и категорически утверждал, что Лапид сказал, что это одна из достопримечательностей, которую стоит посетить.

Мама умерла 7 июля 1973 года. За два дня до этого она была у врача, который объяснил ей, что рак добрался до печени, и надо начать курс химиотерапии. Мама терпеливо выслушала его и задала на своем ломаном иврите несколько вопросов, которые в основном касались выпадения волос. Затем отправилась домой, в свою большую пустую квартиру (ее муж Нахуми, психиатр, скончался два года назад) и позвонила мне.

– Все будет хорошо, мама, – сказал я ей, – мы переживем это вместе.

Как пережили гетто, коммунистов и рак, убивший Руди. Она плакала, но не сильно. В конце концов, как это нередко бывает в таких случаях, она стала успокаивать меня.

В ней не было страха. Люди, однажды уже умиравшие, страха не испытывают. По меркам войны, она считалась везучей. Нацисты не убили ее, они лишь забрали ее жизнь.

Когда-то ее будущее было очевидным: умный муж, единственный сын, просторная вилла с обеденным столом из красного дерева, туфли на шпильках, купленные специально для новогодней вечеринки, в которых она кружилась бы в танце по мраморному полу под звон бокалов с шампанским. Ей предстояло состариться рука об руку с отцом, который всегда продолжал бы видеть в ней молодую красавицу, не замечая появления все новых и новых морщинок в уголках глаз и старческих пятен, тщательно замазанных крем-пудрой.

Мы всегда говорим о шести миллионах евреев, погибших в Катастрофе, но не говорим о миллионах других: тех, кто выжил, но чей мир – единственный, который они знали, – был разрушен. Всю жизнь маму учили только одному: вести себя хорошо. Принимать комплименты с благосклонной улыбкой, продолжать улыбаться на концерте, даже когда глаза уже слипаются; читать в саду книги и быстро снимать очки, когда кто-то приближается. Никто никогда не давал ей малейшего повода думать, что жизнь может так измениться. Культурные люди – объясняли ей – не станут убивать друг друга без причин.