Афиняне попросту обалдели от такой щедрости. В последнее время их обыкновенно обирали, а тут нашелся человек, готовый одаривать. Не человек, а бог, прекраснейший из богов! И афиняне порешили считать Деметрия богом. В его и антигонову честь была воздвигнуты злаченые изваяния рядом со статуями тираноубийц Гармодия и Аристотитона, были учреждены новые филы, наименованные в честь «спасителей», благодарные горожане установили алтарь в том месте, где нога Красавчика ступила на землю Аттики, и порешили учредить игры в его честь. В своей искренней любви они зашли так далеко, что постановили назвать один из месяцев Деметрионом, каждый последний день месяца — Деметриадой, а праздник Дионисии переименовать в Деметрий.

Подобной чести не удостаивался еще ни один из освободителей. Надо ли говорить, что от этого обилия сладкой лести у Деметрия слегка закружилась голова. Афиняне ежедневно закатывали в его честь обильные пиры, горлопаны кричали здравицу освободителю на площадях и улицах, к его услугам были прекраснейшие гетеры.

— Решительно, приятный город! — вынес свой приговор Деметрий, с головой окунаясь в омуты наслаждений. Вместо того чтобы укреплять влияние в Греции, Деметрий предался развлечениям. Он посещал театр и с ленивой ухмылкой слушал речи великоумных философов, он пировал и наслаждался любовью блудниц. Он даже вступил в новый брак, взяв в жены прекрасную Эвридику из рода Мильтиада, что вызвало новый взрыв ликования у афинян, порешивших, что теперь-то бог уже наверняка не оставит своей милостью многострадальную землю.

Деметрий мог добиться многого, но он ограничился одними Афинами. К счастью для него, у Кассандра в этот год было слишком много проблем, и владыка Македонии не мог организовать достойного отпора дерзкому узурпатору. И Деметрий пировал в Афинах до тех пор, пока не явился гонец от отца, приказывавшего захватить Кипр. Надо ли говорить, что Красавчику не хотелось покидать столь полюбивший его и полюбившийся ему город, но он не ослушался. Посадив воинство, изрядно поредевшее за столь разгульный год, на корабли, Деметрий отправился на Кипр. Он наголову разбил войско Менелая, птолемеева брата, заперши того в Саламине. Оставалось лишь взять город, и Деметрий приказал строить осадные башни и обивать крепкой сталью тараны.

Деметрий любил осаждать города. Пожалуй, это было его любимейшее занятие после, естественно, любовных утех. Ему нравилось сооружать всякие хитроумные машины и наблюдать за тем, как рушатся, поколебленные подкопом или ударами многотонного барана, стены, как врываются в город озверелые от долгого ожидания воины. Но более всего Деметрий любил осадные башни — махины, несшие в своем чреве метательные механизмы и готовых к атаке воинов. Для штурма Саламина он приказал построить Гелеполу — гигантского монстра, на девяти уровнях которого располагались баллисты, катапульты и стрелометы. Спереди эту конструкцию венчали два огромных тарана.

Две недели ушло на то, чтоб придвинуть сооружение к стенам. Двух дней хватило, чтобы тараны пробили бреши. Воины Деметрия бросились на штурм, но защитники устояли, а ночью, воспользовавшись беспечностью уже отмечавших победу сирийцев, обложили Гелеполу хворостом и подожгли. Переполошенные шумом и клубами дыма, защитники башни с трудом пробуждались ото сна. Они бросались к выходам, ища спасения, но там их встречал огонь. Многие гибли в дыму, другие, отважившись, прыгали вниз и гибли в пламени. Снаружи суетились другие воины, тщетно пытавшиеся сбить огонь водой и песком.

В результате ночной вылазки гарнизону Саламина удалось уничтожить Гелеполу, а также множество других осадных орудий. Деметрий лишился плодов своих первых побед, но осаду не снял.

— Они думают, я отступлю, — говорил он афинянину Мидию, командовавшему эскадрой во флоте Деметрия. — Спешу их разочаровать, они ошибаются!

К стенам были придвинуты новые катапульты и стрелометы. На окрестных холмах застучали топоры плотников, сколачивавших новую Гелеполу. Однако ждать возведения очередного монстра не пришлось. В развитие событий вмешался Птолемей, лично приведший на выручку осажденного города свой флот.

В то время Птолемей обладал сильнейшим флотом из всех диадохов, ни один из наследников Александра не рисковал соперничать на море с египтянами. Птолемей вел три с половиной сотни кораблей, из них около ста сорока — боевых. В распоряжении его брата Менелая было еще шестьдесят триер, тетрер и пентер, так что всего египетские эскадры насчитывали двести вымпелов. Птолемей не сомневался в победе и потому с чисто рыцарской галантностью отправил к Деметрию гонца, предложив очистить Кипр, взамен чего Птолемей обещал не навязывать строптивому юнцу битвы.

Деметрий засмеялся, когда посланник передал ему эти слова. У него было лишь сто восемнадцать кораблей, но среди них — могучие гептеры и гексеры, суда доселе почти не использовавшиеся в навархиях. Они были построены по поручению Деметрия специально для борьбы с птолемеевым флотом на верфях Финикии и опробованы на море, где продемонстрировали отменные качества. Морские гиганты, более массивные и хорошо защищенные, превосходили своей мощью триеры или тетреры. Помимо обычных в таких случаях тарана и эпибатов, они могли пустить в ход катапульты и стрелометы, какие по приказу Деметрия были размещены на специально подготовленных площадках. Всего во флоте Деметрия было более двух десятков гигантов, каждый из которых представлял небольшую, снабженную всем необходимым для долгой битвы подвижную крепость. Если Птолемей рассчитывал на обычный бой, то Деметрий намеревался играть по новым, по своим правилам.

— Передай своему господину, что я дозволю ему беспрепятственно вернуться в Египет, если он обязуется убрать свои гарнизоны из Сикиона с Коринфом. В противном случае я пущу его эскадры на дно.

Удивленно вскинув брови, посланник поклонился и вышел. Он счел слова Деметрия за пустую браваду.

Но это бравадой не было, Деметрий реально оценивал свои шансы. Но врагов было слишком много, и потому Деметрий решил запереть флот Менелая, для чего отрядил Антисфена с десятью пентерами блокировать в узком месте выход из гавани. С прочими судами, числом ровно сто восемь, сын Антигона вышел навстречу врагу.

На рассвете на западе появился флот Птолемея, отчетливо различимый в лучах холодного поутру солнца. Египетская армада производила грозное впечатление. Паруса триер и пентер сливались в одну бесконечную линию, так что казалось, будто все море поглощено грозной лавиной вражеских кораблей. Во многие сердца это зрелище вселило робость, Красавчик был уверен в успехе.

— Они будут прорываться у берега, здесь ближе всего к бухте, значит, главный удар мы нанесем с моря.

Мористее, на левом фланге, Деметрий разместил ударную эскадру — семь финикийских гептер и тридцать афинских тетрер под общей командой Мидия. Для поддержки была выделена еще одна, меньшая числом эскадра из двадцати гексер и пентер. Центр заняли триеры и тетреры под началом Фемизонта и Марсия. Справа стала заградительная эскадра из наиболее старых и плохо вооруженных кораблей.

Как и предполагал Деметрий, Птолемей намеревался нанести главный удар по правому флангу противника, с тем чтобы прорваться к гавани и соединиться с эскадрой Менелая, после чего довершить разгром. От соглядатаев он знал, что во флоте Деметрия есть корабли, превосходящие своей мощью суда его, Птолемея, но не придал тому значения.