— Мальчишка забавляется, придумывая себе кораблики. Мы докажем ему, что Посейдон покуда еще не создал судна совершеннее, чем триера! Вперед!

И корабли Птолемея устремились в атаку. Сто сорок новеньких боевых кораблей, за которыми следовали грузовые суда с десятью тысячами воинов на борту. Настало время положить конец кипрской авантюре Красавчика!

Сто сорок окованных бронзой носов грозно разрывали прыгающие игривыми барашками волны. Тысячи весел с хрустом врезались в воду, толчками бросая корабли вперед. Гремели барабаны келевстов, резко свистели боевые флейты, тяжкий хрип вырывался из глоток гребцов. Флот Птолемея смертоносной дугой надвигался на осмелившегося принять вызов врага…

Сто восемь окованных бронзой носов грозно разрывали прыгающие игривыми барашками волны. Тысячи весел с хрустом врезались в воду, толчками бросая корабли вперед. Гремели барабаны келевстов, резко свистели боевые флейты, тяжкий хрип вырывался из глоток гребцов. Флот Деметрия спешил навстречу дерзко вызвавшему на битву врагу. Двадцать стадиев, десять, пять… Пора! Деметрий поднял над головой позолоченный щит, давая приказ начать битву.

Воздух разорвали глухие удары освобожденных канатов. Камни и громадные стрелы обрушились на суда Птолемея. Палубы окрасились кровью, закричали первые раненые, полетели в воду мачты, обрывки парусов, обломки бортов и весел. Египтяне ускорили ход, спеша укрыться в мертвой для выстрела катапульты зоне.

Удалось! Лишь два или три корабля потеряли ход и отвернули в сторону, прочие врезались во вражеский строй. Теперь бой стал равным. В ход пошли стрелы и дротики, в искусстве владения которыми египтяне превосходили своих врагов. Теперь кровь обильно окрасила палубы кораблей Деметрия. Над морем повис рваный гул, складывающийся из плеска весел, звона стали, хруста разрываемого дерева и криков людей. Получив пробоины, начали медленно погружаться в воду первые суда — равно с каждой стороны.

И тут свое преимущество определили морские элефанты Деметрия. Каждый из них располагал превосходящим числом воинов, нежели любой из кораблей Птолемея, и имел небольшие катапульты и стрелометы, поражавшие на близком расстоянии. Камни проламывали палубы и борта, десятифутовые стрелы вертелами нанизывали мечущихся вдоль бортов пехотинцев или ныряли в чрево судна, поражая гребцов.

Покуда в центре и на правом фланге шла упорная битва, левое, ударное крыло стало постепенно одолевать противника. Здесь бился сам Деметрий, без устали бросавший дротики с кормы своей гептеры. Он поразил многих врагов, отразив золоченым щитом бесчисленное множество пущенных в него камней, дротиков и стрел. Три оруженосца, защищавшие своего полководца, пали у его ног, а он продолжал и продолжал швырять дротики, радостно вскрикивая каждый раз, когда оружие его находило цель. Отвага царя заражала и всех его воинов. Очень скоро на левом фланге битвы наметился перевес. Египетские корабли один за другим шли ко дну или сдавались на милость противника. И вот финикийские гептеры расшвыряли стоявшие против них суда и стали заходить в тыл центральной эскадре Птолемея.

Тем временем сам Птолемей, командовавший своим левым флангом, сломил сопротивление заградительной эскадры сирийцев и теперь спешил к гавани, откуда вот-вот должны были появиться корабли Менелая. Победа? Нет. Антисфену удалось задержать врагов. Десятеро против шестидесяти — Антисфен не имел шансов победить, но он исполнил приказ, продержавшись ровно столько, сколько потребовалось для того, чтоб победил Деметрий. Потрепанные пентеры Антисфена были вынуждены отступить, но к тому времени эскадры Деметрия одержали полную победу на левом фланге и в центре, а Птолемей, видя столь решительный успех врага, поспешил ретироваться с поля битвы. Обескураженному Менелаю не оставалось ничего иного, как повернуть в гавань.

Победа была полной. Потеряв лишь двадцать кораблей, сирийцы потопили восемьдесят неприятельских, а еще сорок захватили. Восемь тысяч солдат стали пленниками Деметрия. Через пару дней сдался и Менелай, чьи воины пали духом. Деметрий проявил милосердие к пленным. Менелая и птолемеева сына Леонтиска он отпустил, пожаловав на прощание богатыми дарами, прочих принял в свое войско.

Это была блестящая виктория, сравнимая лишь с теми, что одерживал Александр. Мало кому удавалось добиться подобной победы в равном бою, не прибегая к хитрой уловке иль атакуя внезапно. Даже афиняне, и те разгромили персов — при другом Саламине — воспользовавшись узостью проливов и обилием мелей близ острова. Деметрий дал противнику абсолютно честный бой, и оттого его победа была вдвойне блестящей. Воины славили своего полководца, а тот немедленно отправил донесение отцу. Гонцом вызвался быть Аристодем Милетский, хороший генерал и посредственный актер. Он разыграл целое представление, отвергая просьбы высылаемых навстречу адъютантов Антигона сообщить результаты сражения. В великой тревоге Антигон сам поспешил навстречу посланцу, и лишь тогда тот закричал:

— Радуйся, Антигон! Птолемей побежден, Кипр наш, а бесчисленные сонмы врагов взяты в плен!

Ликующая толпа тут же провозгласила Антигона царем и наследником Александра. Антигон незамедлительно послал еще один царский венец сыну. Аристодему же он отплатил сторицей, с ухмылкой пообещав:

— Ты получишь свою награду, но сначала помучаешься в ожидании ее, как мучался, ожидая твоих слов, я!

Год битвы при Саламине был высшим мигом славы и могущества отца и сына. Затем был неудачный поход в Египет, затем Родос…

* * *

Родос, так Родос. Деметрий не стал спорить, хотя и подозревал, что Родос — лишь предлог для того, чтобы разлучить его с Ламией, прекраснейшей из гетер, отбитой у Птолемея. По большому счету эта Ламия была уже старухой, но столь искусной в любви и изысканной в общении, что Деметрий не смог противиться ее чарам. Их связь была очень скандальна и вызывала многие пересуды, особенно после того, как Деметрий получил царскую диадему. Царь не имел права столь открыто путаться со шлюхой, а если и делал это, то шлюха должна была соответствовать царственному величию. В глазах Антигона Ламия была слишком стара, чтобы быть возлюбленной сына. Родос должен был образумить своенравного отпрыска, тем более, что на Родосе Деметрию предстояло заняться излюбленным делом — взятием городов.

Полный великих надежд, Деметрий отправился к Родосу. Под его началом — двести военных судов, на его службе — пиратские эскадры. Всего к Родосу прибыла армада, превышавшая тысячу кораблей, около трети которых несли на мачтах боевые штандарты. Надо ли говорить, что при виде подобного зрелища родосцы почувствовали себя не очень уютно. Они послали гонцов, изъявляя готовность принять требования Деметрия и даже согласились поддержать его в войне против Птолемея. Но Деметрий желал полной покорности — родосские купцы славились своим богатством, какое должно было перекочевать в казну Антигона. Поэтому Деметрий потребовал открыть гавани Родоса и выдать ему в заложники сотню знатнейших горожан. Родосцы тут же сообразили, к чему идет дело, и решили обороняться.

Их было не так много, но стены города прочны, а Птолемей обещал помощь.