Я хотел сострить, что матери-одиночки тоже люди и даже женщины, но вовремя прикусил язык.

И кабинет Мамы Хагедушич заслуживал самых высоких похвал. Дубовые панели на стенах, антиквариат, изысканный фарфор на камине, не говоря уже о живописи, благодаря которой огромное помещение смотрелось как зал парижского музея. Со стен смотрели голые женщины кисти самых знаменитых европейских мастеров. Правда, по преимуществу копии шедевров, а по углам, где освещение было похуже, даже типографские репродукции. Но деревянные фигурки фаллосов, любовно выточенных народными умельцами Африки, были, похоже, подлинными. Одна из них, изображавшая вырезанный из сандала орган великана в момент оргазма, заставила Йованку отшатнуться.

Минут пять мы ждали хозяйку, прохаживаясь по кабинету. Иованка то и дело усмехалась. Меня же заинтересовала большая карта Боснии, на которой стрелками и флажками были обозначены населенные пункты страны, где потрудились девочки Мамы. Нужно было отдать ей должное: Мама Хагедушич внесла свой вклад в возрождение единства страны, охваченной оказалась практически вся территория Республики Босния и Герцеговина.

Скрипнули высокие двери с изящно изогнутыми дверными ручками в виде русалочек в неприличной позе, и в кабинет вошла хозяйка заведения. Я ожидал увидеть широкую, как трехстворчатый шкаф, матрону с выбеленными перекисью волосами, но Мамой Хагедушич, к несказанному моему изумлению, оказалась невысокая стройная брюнетка лет сорока, в джинсах и яркой клетчатой рубахе навыпуск.

– Аиша Хагедушич, – представилась она, по-мужски крепко пожав мне руку. Взглянув на Йованку, она ослепила меня американской зубной керамикой. – Это ведь не моя девочка, правда? – спросила владелица шикарного особняка. Ее английский был так же безукоризнен, как зубы.

– Нет, не ваша, – подтвердил я. – Это чемпионка мира по метанию копья ночью. Марчин Малкош, частный детектив.

– В чем дело, Марти, – приобняла меня за плечо Мама Хагедушич, – чем я могу помочь тебе?

Даже сквозь дорогие французские духи от нее так и несло Америкой. Меня вполне устраивало: по части панибратства у американцев конкурентов не было.

– У меня к тебе несколько нетипичная просьба, Аиша, – улыбнулся я, беря ее под руку.

– Ах вот как! – обрадовалась мадам Хагедушич. – Не стесняйся, дружок, ты попал туда, куда надо. – Она обвела рукой кабинет. – Понимаю, старье не может устроить продвинутого мужчину. Я покажу тебе пару альбомчиков. Полный улет! Посмотри и выбери… Или вы будете выбирать вдвоем?

В ее темных глазах заискрилась усмешка.

Я склонился к ее уху:

– Мне нужно, чтобы ты посмотрела… – (Брови у Мамы Хагедушич приподнялись.) – Внимательно посмотрела на мою девушку.

Не скажу, что мои слова очень удивили хозяйку особняка.

– Я не покупаю девочек, Марти. Скорее наоборот.

– Ты не так меня поняла, Аиша, – мягко возразил я. – Я хочу знать, не работала ли она у тебя в конце войны. – Я с трудом подбирал английские слова, но обратиться за помощью к Йованке было выше моих сил. – Ты ведь в Боснии монополиста…

Аиша Хагедушич внимательно посмотрела на меня:

– Марти, это плохая шутка.

– Я не шучу. – Господи, сколько раз в жизни мне пришлось произнести сакраментальную фразу! – Какие шутки, Аиша. У нее было тяжелое ранение. Она потеряла память. Не помнит себя до весны девяносто шестого. Но есть кое-какие предположения, факты… Короче, она могла у тебя работать.

Глазами, которые у меня на затылке, я увидел, как Йованка вздрогнула.

– Ты ведь поляк, Марти? – неожиданно спросила хозяйка борделя. – Военный? И ты говоришь серьезно…

– А зачем мне врать?

– Не знаю, – задумчиво протянула Мама Хагедушич. – А еще не знаю, зачем мне помогать тебе. Я оказываю услуги иного рода, и за них мне хорошо платят…

Она по-прежнему смотрела на меня с интересом, как смотрят на противопехотную мину в разобранном состоянии. Я удивил и озадачил ее, теперь мне нужно было ее убедить.

– Денег у нас сейчас нет, – мужественно признался я. – Может быть, потом, когда найдем ее родственников…

– А твои поляки, они не могут помочь тебе?

– Боюсь, что они будут мешать мне…

Вдаваться в подробности я не стал, да и не было нужды: моя собеседница задумалась, устремив взгляд на Йованку, стоявшую у карты. Пожалуй, только сейчас я понял, как мы с ней выглядим со стороны. Зрелище было не для слабонервных. На фоне роскошного антуража Йованка смотрелась как восставшая парижская нищенка в Лувре.

– Зачем она тебе, Марти? – тихо спросила Мама Хагедушич.

– Она, мне? – Я смешался. – Да нет же, все не так… Я же не для себя, холера. Меня не волнует, кем она была…

– Ты уверен?

– Совершенно!

– Ты до такой степени любишь ее?

Нет, с женщинами иногда невозможно разговаривать. Я протестующе всплеснул руками:

– Да при чем здесь это? Я же детектив, я работаю на нее!..

Мама Хагедушич, мягко улыбаясь, закивала:

– Я понимаю, понимаю, я все понимаю, дружочек… А она понимает, о чем мы говорим?

– Она прекрасно знает английский. Гораздо лучше, чем я.

– Ну, тогда я тебя точно в первый раз вижу. – Мама Хагедушич повернулась лицом к Йованке: – Да я бы и без того запомнила тебя. Ты симпатичная девочка, только очень уж крупная. Мужчины боятся таких… А некоторые вот таких и любят. Если захочешь, я возьму тебя на работу.

– Ну спасибо! – прошипела Йованка, на которой лица не было.

– Говорите, она у вас не работала? – Я задумался. – А в других заведениях? А может, она сама, в одиночку?

– Нет, Марти, – усмехнулась моя новая знакомая. – Это не тот случай… А с чего ты взял, что она была на панели? Она что-то подцепила?

– В каком смысле? – взорвалась Йованка. К счастью, она тут же взяла себя в руки. – Ах вы об этом! Я проверялась недавно. – Наши взгляды на мгновение встретились. – И раньше, перед выездом в Польшу. Я чистая. Я ничем таким вообще никогда не болела.

Темные, живые глаза всебоснийской Мамы обратились ко мне:

– Ты говорил о фактах, Марти. Что ты имел в виду?

– Драгоценности, – сказал я. – Бриллианты, изумруды… У нее нашли их, когда раздевали перед операцией.

– Где нашли? – быстро спросила Мама.

На щеках Йованки выступил мучительный румянец.

– Ну, там, – прошептала она. – Я сама не поверила, когда мне рассказали…

– Ну вот видишь, Марти, – улыбнулась мне госпожа Хагедушич, – она сама не поверила. И я бы не поверила, если б кто-то из моих девочек получал за работу бриллиантами… Если б в этом месте у нее нашли наркотики, тогда другое дело, я бы не удивилась. Контрабанда шмали – это работа. А драгоценности, Марти, проституткам мужики не дарят, их дарят возлюбленным. У нас, мусульман, женщины любят носить на себе золото, много золота. На шее, в ушах, на груди, на запястьях, но только не в том месте, про которое она сказала. Чем больше золота на женщине, тем дороже она для мужа… У нашего Мехчича бзик по этой части.