строжайшем секрете, и, стало быть, на одном только сим умалчивание там семья и держится до сих пор.

Третьи говорили, что никакой «сеанс» «кружком» не производился, и вообще никогда, что все это несомненная ересь, а настоящая правда в следующем: измена действительно была обнаружена, и Игнатов не отрицал. Игнатова, как женщина хара́ктерная, о чем многим известно, как женщина гордая незаурядно, обиду стерпеть так просто не пожелала, в то же время не посмела разрушить и брак, как мать двоих детей, что с ее стороны весьма разумно и понятно. Выход из ситуации она нашла в следующем: решила изменить мужу и сама, чтобы восстановить статус-кво, таким образом, ну и «чтобы понимал». В этот же вечер, или даже уже в ночь, дабы не отлаживать дел в долгий ящик, она вышла на улицу, с твердым намерением совершить прелюбодеяние с первым встречным. Состоялась ли «контризмена» на самом деле, точно сказать нельзя, но что порядка четырех ночных часов Игнатовой дома не наблюдалось и, что по возвращении домой ею было сделано для Игнатова «заявление», в этом сомнений быть не может. Так уверяли третьи.

Этому, последнему, слуху многие с энтузиазмом у нас поверили, некоторые даже с сожалением, что не подоспела им оказия в ту ночь по ул. Пушкина прогулку совершить. «Хотя для моциону, всяко полезно бы было», – слетало с уст этих некоторых, к великому возмущению тут же присутствующих благонравных «кумушек».

Много тоже и о молодых Игнатовых после «того самого вечера» можно было услышать у нас в Кузино «интересного», и услышать едва ни больше чем об их родителях. Говорилось о них всё больше среди подрастающего поколения, что, впрочем, весьма естественно, хотя все те же и вездесущие «кумушки», при случае, к таким речам проявляли тоже немалое любопытство. И вот что им приходилось слышать:

Молодой Игнатов, «тот самый интеллигентный юноша», окончивший с золотой медалью школу и обучающийся теперь юриспруденции в городе Х., в «тот самый вечер» или даже уже «в самую ту ночь», по заверению очевидцев, стал идеологом и первым учредителем настоящей вакханалии в Баре «Искры», примеру которой там (и даже там!), может, и не было до сих пор.

«Такой глупой сплетни», несмотря на все заверения «будто бы» очевидцев, благоразумные «кумушки» наотрез отказались поверить, к чему поспешили склонить также и умы своих благовоспитанных дочерей.

О Сонечке же Игнатовой из кузиновских околоподъездных новостей мы узнаем следующее:

Прежде всего, в «этот день», в шестом часу пополудни, ее видели на проулке «Богуславском», что перпендикулярно стоит улице Пушкина и одним своим краем сочетается с «городом», – видели зареванной, куда-то вниз (то есть, в сторону, опять таки, «города») во всю прыть бегущей, так что даже и подумали тогда: «не приведи Господь, чего трагического у дитя произошло». Ее видели и так подумали жильцы 42-го дома улицы «Виноградной», супруги Семиошко, как раз в тот момент из своей улицы, из улицы «Виноградной», на темно-синих своих ВАЗ 2101 на проулок «Богуславский» выезжающих. «Хорошо, тормозной шланг за два дня заменил до того, а так… летела стрекоза прямо под колеса», – рассказывал потом Семиошко Петр.

В «этот же вечер», уже в семь часов, или даже без четверти, дочка Игнатова, «да, того самого Игнатова», в компании других двух девочек, на вид, ее сверстниц, покупала, по всей видимости, для себя и для тех других двух девочек (больше, кажется, не для кого было) три баночки слабоалкогольного напитка. Покупала в ларьке, что у городской больницы, «да у той самой хамки, у которой вечно сдачи нет и по семи раз на день переучет»1.

Потом Соню Игнатову видели на площади и потом еще раз возле ларька.

Потом все с теми же подружками, в чрезвычайно возбужденном состоянии (она одна, подружки вели себя пристойней), знаменитая ангел-Сонечка переполошила чуть ни всех жильцов дома № 7, что на 16-ом квартале, близ 1-ой школы, своими поисками некоей «бесстыжей твари, наглой разлучницы», которой она пришла «вцепиться в рожу».

По завершению этих поисков, так и не принесших результатов, как рассказывали потом уже лично те две девочки, составлявшие «в тот день» компанию Соне, их подружка неожиданно и вдруг впала в какую-то необъяснимую веселость и затребовала срочно для себя праздника. «Мы повели ее на дискотеку, – рассказывали потом, перебивая друг друга, девочки, – но ей там не понравилось очень…»

–Ей там показалось скучно.

–Хотя было там, как всегда, весело.

–Даже больше чем всегда людей было.

–Потому что вход был бесплатный для девочек.

–А мальчики, понятно, всегда там, где девочки.

–И многие из мальчиков так даже танцевали, не то, что всегда: стоят истуканами возле стеночек.

–Но Соне все равно было очень скучно, – говорила первая девочка.

–И нас она называла чрезвычайно скучными, – добавляла другая девочка.

–Хотя мы были очень веселыми.

–Да, очень веселыми…

–А потом, уже перед закрытием, Соня куда-то исчезла.

В конце концов, из заверений все тех же «будто-бы» очевидцев, записавших в учредители вакханалии, произошедшей в Баре «Искры», Игнатова Данила, мы узнаем, что и сестра его тоже была в ту ночь в «Искре». Мы узнаем, что будто-бы «и часа не прошло, с того момента как удалился младший Игнатов, на его место заступила младшая Игнатова. Заступила в Ресторан, хорошенькая… – глаз не оторвать, вскружила голову доброй дюжине мужиков, которые и подрались там за нее между собою, и удалилась потом из «Искры» в сопровождении победителя, невозмутимо веселенькою, как будто ничего и не произошло.

По поводу вышеизложенной информации, распространившейся по Кузино с тем же успехом, что и другие сведения о «свежих приключениях» знаменитых Игнатовых, «кумушки» своих удивлений отнюдь не выказали, при этом сожалений особых не наблюдали тоже.

Невероятно, но факт!

Все это были одни слухи, доверять которым из них или не доверять мы оставим на вкус и выбор читателя; сами же спешим возвратиться к событиям достоверно нам известным, к тому месту, на котором отступили мы от хронологии повествования, и даже немножечко дальше, дабы избежать излишней сутолоки и возни и отстранить, наконец, свое внимание от возмущающего душу беспорядка уже слишком надоевшей нам «Искры». Руководимые этими побуждениями, мы переносимся на переулок Богуславский, уже знакомый нам, пересекающий, в том числе, и улицу, на которой стоит дом Игнатовых. Здесь мы застаем Дмитрия Сергеевича Пряникова бережно и терпеливо, однако, без церемоний и радости, несущего на руках дочь своего друга. Застаем мы его вымотавшимся, разбитым, разбитым, по собственным его ощущениям, прежде всего «внутренне», со следующими в голове удручающими