А то еще говорили, что она, в рваных джинсах, в бандане и на роликах, тусовалась на Поклонной горе в обществе прыщавых пареньков в широких штанах, и они заглядывали ей в рот, буквально ловя каждое слово.

Она любила секс, и он был для нее не просто животным, физиологическим удовольствием от бездумного траханья, не священной коровой, для которой нужно создать все условия и молиться, как на идолище, не попыткой самовыражения, не инструментом для достижения своих целей и даже не образом жизни или частью образа жизни. Нет, она просто любила секс…

Она любила цветы, разные, от самых скромных до самых изысканных, она любила, когда ей дарили цветы, особенно незнакомые мужчины на улице. Но она и сама могла вдруг ни с того ни с сего подбежать на бульваре к грустной и одинокой девчушке, у которой на свидание не пришел парень, и запросто подарить ей букет в двадцать одну кроваво-красную махровую розу, за который Сотников час назад выложил половину своей месячной зарплаты.

Она любила быть любимой, любила, когда ее поклонники и почитатели ее красоты говорили ей о своих чувствах, когда они безумствовали, совершая ради нее самые отчаянные поступки, вплоть до дуэлей, причем дуэлей настоящих, на которых лилась кровь…

Она любила жизнь, жизнь во всем ее многообразии, во всех ее проявлениях, в ее непредсказуемости, в ее опасности, и сладкий вкус риска на ее губах мешался со вкусом горького разочарования, когда вдруг оказывалось, что что-то не вышло, не получилось. И тогда она вновь бросалась в омут жизни или взмывала к самым поднебесным пикам жизни, и, наслаждаясь ею, она наслаждалась собой.

Она много чего любила, но больше всего – себя. Она так и говорила: «Я – самое любимое, что есть у меня на земле!»

Она поиграла Сотниковым, как ребенок – игрушкой, а потом…

Потом она, обласканная всеми богами мира, вдруг вышла замуж за толстого, потного и лысого араба, сарделькообразный палец которого украшало кольцо-печатка из красного золота. Олег так и не понял, почему она улетела с ним в далекую, жаркую, пыльную и непонятную страну, став пятой женой этого ходячего портфеля с нефтяными акциями.

Теперь она жила в маленькой комнате за белой стеной из глины и ходила в черной чадре, виделась лишь с мужем, да и то раз в месяц.

Она написала Сотникову, что счастлива. Он так и не понял – почему? Тогда тоска чуть не погубила его, и если бы не Верка, наверное, жизнь Олега закончилась бы.

Сейчас в его душе та девушка и незнакомка, улетевшая с Эль Гарро, словно бы объединились в одно существо. Это было мучительно больно. Хотелось выть. Он бы, наверное, и завыл, но тут открылась одна из дверей, и в холл приковылял давешний чебурашка или как его там – Мушкетон?

– Вода. Горячо. Пить, – промяукал он, сверкая выпуклыми глазками.

– Да иди ты, – отмахнулся Олег.

– Иди. Иди! – обрадовался мартыш и коснулся мягкой лапкой руки Олега. – Пить.

Вздохнув, Сотников поднялся и пошел следом за мартышом. Кухня оказалась почти такой же просторной, как холл. Здесь было много мебели – шкафы вдоль стен, длинный стол посредине, величественный буфет, напоминающий средневековый замок, но удрученный Олег не стал разглядывать помещение. На столе он увидел стакан горячего чая и кусок белого хлеба. Рядом в стальной розетке стояло варенье. Этого было достаточно.

– Ну, спасибо… – Олег уселся на выгнутый из стального листа стул, покосился на застывшего рядом мартыша. – А сигаретки у тебя, часом, нет? Ну, сигареты? Курить! Пуф-пуф…

Он усиленно изображал процесс курения, глядя на явно ничего не понимающего зверька. Или все же не зверька? Судя по тому, что мартыш проковылял к буфету и принес оттуда длинную сосательную конфету, что-то он, безусловно, понимал.

– Спасибо, мутант… – раздраженно бросил Олег, кинул леденец на стол и отхлебнул из стакана. Чай оказался крепко заваренным, ароматным. Чуть полегчало, но тоска, возникшая в Сотникове после мимолетной встречи с девушкой, никуда не делась.

Вытащив из стакана ложечку, он заметил в стене рядом со столом небольшую дверцу с бронзовой отполированной ручкой в виде орлиной головы и потянул за нее. Раздался скрежещущий звук, что-то дзинькнуло, затрещало, и откинулся небольшой столик с прикрученным к нему механизмом: круглая площадка, заводная ручка сбоку, медный диск, а сверху – закрепленный на кронштейне шарик с иголкой, от которого в стену уходила кожаная труба.

Не раздумывая особо – мысли были заняты девушкой, – Сотников покрутил ручку. Щелкнуло, диск закрутился, шарик опустился на него, и откуда-то сверху, из-под потолка, сквозь шипение полилась песня, знакомая до боли:

…Если в дровяной сарай заглянешь ты тайком,

Бочоночки смоленые увидишь с коньяком –

Звать не надо никого, не затевай игру,

Прикрой их досками опять – их уберут к утру.

Двадцать пять лошадок рысью через мрак –

Водка для священника, для писца табак,

Письма для шпиона, шелк для леди тут…

Ты, детка, спи, покуда джентльмены не пройдут.

«Киплинг, «Песня контрабандистов», – машинально отметил про себя Олег. – У Эль Гарро есть патефон». Музыки не хотелось, и он отвернулся. За спиной началась какая-то возня, потом шипение затихло, и звонко щелкнул замок. Обернувшись, Сотников увидел мартыша, «выключившего» музыку.

– Хозяйственный… – пробормотал Олег.

Мартыш все так же стоял рядом в позе «чего изволите?». Чтобы хоть как-то отвлечься, Сотников попытался переключиться с девушки на мартышей. Почему они говорят? Обычная мартышка говорить не может, да и с приготовлением чая вряд ли справится. Хотя шимпанзе, наверное, сможет это сделать. Но лучше всего чай заваривает и подает, безусловно, прекрасная незнакомка в темно-зеленом платье. В голове Сотникова тут же возникла картинка: девушка, улыбаясь, идет к столу, за которым сидит Сотников, в руках у нее поднос, а на нем чайничек и две чашки. Вот она ставит поднос на стол, гибко наклоняется…

– Черт! – в отчаянии громко сказал Олег.

– Черт! – с готовностью мяукнул мартыш. – Чай! Пить.

– Да, да. – Сотников кивнул и снова попытался заставить себя думать об этих зверюшках.

Прихлебывая чай, он меланхолично крошил хлеб, катал из него шарики и закидывал в рот, разглядывая Мушкетона. В конечном итоге Олег пришел к мысли, что перед ним какой-то малоизвестный даже зрителям канала «Энимал планет» вид обезьян, которым с помощью специальной операции встроили речевой генератор. Ну, есть же сейчас интерактивные игрушки, отзывающиеся на человеческую речь и способные произносить не просто отдельные слова, а даже целые предложения!

От миллионера с золотым «маузером» – а в том, что Эль Гарро был именно миллионером и наверняка сумасшедшим, Олег не сомневался, – и не такого можно было ожидать.

Найдя наконец объяснение для феномена говорящих обезьянок, Сотников снова затосковал. Образ незнакомки раз за разом вставал перед глазами, а удивительно синие глаза заглядывали в самую душу. Он уже тысячу раз проговорил про себя все слова, которые сказала ему девушка, повертел их и так, и этак, пытаясь выжать из пары фраз некий скрытый смысл, послание, месседж, второй слой…