* * *

В подготовке к праздничному застолью я не участвовал. Слышал, как мама созванивалась с Волковой: выяснила список продуктов, что понадобятся Нине Владимировне (Бабушка Алины взвалила на себя обязанности повара). До тридцать первого декабря женщины меня почти не беспокоили. Я преспокойно работал над романом — лишь пару раз потрудился доставщиком: отнёс Волковым купленные моей мамой овощи и консервные банки. Тридцатого декабря я завершил очередную главу. И вновь заночевал в квартире, где хозяйничал Барсик. А на следующий день почувствовал себя женатым человеком: Алина с самого утра сыпала на меня инструкциями и наставлениями, будто сегодня вечером намечалось не скромное семейное застолье, а королевский приём.

Тридцать первого декабря я вынужденно взял выходной в работе над книгой. Начало этого дня провёл в квартире Волковых на пятом этаже. Потом спустился на третий, где морально поддерживал трудившихся на кухне женщин. Рассматривал банки с майонезом, дефицитный в декабре зелёный горошек и варёную колбасу с вкраплениями жира. Вспомнил, что на закате прошлой жизни уже не праздновал Новый год. Лишь отправлял поздравительные картинки и сообщения детям и внукам. Да ещё краем уха в полночь слушал поздравления президента (жена в эти минуты совала мне в руку бокал с шампанским). Отметил, что давно не испытывал того радостного предвкушения праздника, которое источали сегодня Алина, моя мама и даже Нина Владимировна.

К вечеру праздничное настроение затронуло и меня. Не в последнюю очередь потому я проголодался. Женщины днём словно сговорились: прогоняли меня от холодильника со словами «это на новогодний стол». Накормили меня в обед куриным супом. Но салаты я до вечера не попробовал. Лишь стащил со стола солёный огурец и кусок колбасы — был за этот проступок изгнан из кухни в гостиную, где скопились аппетитные запахи жареного лука, варёных яиц и печёночного паштета. Почувствовал себя сегодня не взрослым мужчиной, а бесправным ребёнком. И даже в знак протеста едва не ушёл к запертому на пятом этаже Барсику. Алина остановила меня чашкой ароматного чая и бутербродом со шпротами — при виде еды я повеселел, подобрел и почти успокоился.

В прошлый раз тысяча девятьсот восемьдесят второй год мы с мамой встречали в Первомайске. Я вспомнил кровяную колбасу, которую втихую таскал тогда из холодильника. И запах дедовского самогона, что уже с утра ощущался в доме. Елку тогда мы тоже поставили. Но не такую нарядную, какая красовалась в квартире Волковых. Днём отец с дедом выпили «по десять граммов» — до того, как вернулась с работы мама. Мне они не налили — выпроводили смотреть телевизор. Помню: тогда, как и сегодня, я смотрел по первой программе «Очевидное-невероятное», когда пришла мама. В тот раз она вернулась с работы — сейчас пришла уже из дома: нарядная, весёлая и жизнерадостная. Волковы к плите её не пустили — мама присоседилась ко мне на диване около телевизора.

Ровно в двадцать один ноль-ноль я под Алининым присмотром установил посреди гостиной стол-книжку. Помог перенести на него до блеска натёртую посуду (тарелки, стаканы, бокалы) и столовые приборы. Под звучавшую из динамика телевизора музыку Глинки (симфонические фрагменты из оперы «Руслан и Людмила») женщины носили с кухни посуду и готовые блюда, расставляли их на белой украшенной кружевами скатерти. Я следил за их манипуляциями с дивана, урчанием живота приветствовал тарелки с нарезками и плошки с салатами. Тоскливо вздыхал при виде маринованных маслят, заливной рыбы, селёдки и фаршированных печёночным паштетом и жареными грибами яиц. С предвкушением вдыхал аромат запекавшейся в духовке курицы.

«Ледовый бал» с участием мастеров фигурного катания, что начался по первой программе, мы смотрели уже со своих мест за столом. Нина Владимировна и моя мама неожиданно быстро спелись благодаря теме фигурного катания. И уже скоро они перешли на обсуждение оперы, которую Алинина бабушка часто смотрела в Москве «вживую», а моя мама не пропускала по телевизору. От оперы они перешли… к способам консервации грибов и варке варенья из ягод. Потом женщины и вовсе углубились в дискуссию о техниках вязания крючком и спицами. Мы с Алиной слушали их беседы, изредка переглядывались. За час до полуночи я заподозрил, что мама и Алинина бабушка познакомились не сегодня — дружили «с детства». Понял, что проблем с общением у них сегодня не будет.

За четверть часа до полуночи я разлил по хрустальным бокалам «Советское шампанское». Сам бы я предпочёл сегодня коньяк. Но у мамы и Алины новый год ассоциировался с игристым вином. Моё предложение о замене шампанского на другой напиток они сочли за шутку. Поэтому я порадовался, когда Нина Владимировна поставила в центр стола пузатый графин с самодельным клюквенным ликёром. За десять минут до окончания года я встал со стула, взял в руку бокал с шампанским. Замер по левую руку от Алины Волковой и в торжественной обстановке выслушал зачитанное по телевидению поздравление советскому народу от Центрального комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР. Брежнева, как и в прошлый раз, я на экране не увидел.

В полночь мы (все четверо) дружно пригубили бокалы с тёплым сладким игристым вином. Я отметил, что нынешнее «Советское шампанское» получше того напитка с идентичным названием, который я пил в двухтысячных (начиная с две тысячи двенадцатого года я ставил на новогодний стол французские, а не российские игристые вина). Под бодрую музыку начинавшегося по телевидению «Голубого огонька» мы дружными выкриками поздравили друг друга (и заодно всех соседей) с Новым годом. Обменялись поцелуями в щёку (моё лицо женщины разукрасили помадой). Но не вернулись к наполненным салатами и кусками ароматной курицы тарелкам. Потому что мы ринулись к своим тайникам, где до этой минуты прятали подарки.

Я в прихожей извлёк из кармана куртки коробочки с привезёнными из Москвы духами (потратил на них в столице львиную долю десятикопеечных монет, извлёчённых дома из копилки-бутылки). Маме подарил стильный чёрный флакон духов с медовым восточным ароматом «Magie Noire — Lancôme». Волковой вручил духи с весенним цветочным запахом «Anais Anais — Cacharel». Нине Владимировне мы с мамой презентовали набор махровых полотенец. Алине мама вручила красный тюбик с «итальянской» помадой — в ответ получила набор теней с броской надписью «Paris». Меня родительница порадовала модным индийским мохеровым шарфом (красным, в крупную чёрную клетку). Алина мне презентовала польский галстук-самовяз с мелким узором «шахматная доска».

Под песни советской эстрады я на пару с Ниной Владимировной опустошил графин с ликёром. Разделался с