Тобела Мпайипели ждал, пока загорится зеленый, на углу Аддерли и Рибек-стрит, когда снизу вдруг послышался голосок:

— Ты почему такой гру-устный?

Рядом стоял уличный мальчишка, уперев кулаки в худые, детские бедра. Сколько ему лет — десять, одиннадцать?

— Я что, правда выгляжу грустным?

— Ты похож на кота, который украл сметану. Дай денег на хлебушек!

— Как тебя зовут?

— А тебя?

— Тобела.

— Дай на хлебушек, Тобела.

— Сначала скажи, как тебя зовут.

— Мозес.

— Что ты сделаешь с деньгами?

— Я ведь сказал, зачем они мне!

К ним подошел малыш поменьше — тощий, сопливый, в одежде не по росту. Тобела инстинктивно вытащил из кармана носовой платок.

— Пять рандов, — сказал малыш, протягивая руку.

— Пошел ты, Рандалл, я первый его увидел.

Ему захотелось вытереть Рандаллу нос, но малыш проворно отскочил в сторону.

— Не трогай! — пискнул он.

— Я хочу вытереть тебе нос.

— Зачем это?

Хороший вопрос.

— Ты нам денег дашь? — спросил Мозес.

— Когда вы ели в последний раз?

— Дай вспомнить. Какой сейчас месяц?

Из за угла показалась еще одна фигурка — девочка с копной вьющихся спутанных волос. Она ничего не говорила, просто стояла с протянутой рукой, другой рукой придерживая расходящиеся полы большого рваного мужского пиджака.

— Да ладно, забей, — сказал Мозес. — Я тут главный.

— Вы родственники? — спросил Тобела.

— Мы-то откуда знаем? — удивился Мозес; двое других захихикали.

— Есть хотите?

— Мать твою, — вздохнул Мозес. — Вечно мне не везет. Вот глупый ниггер!

— Ты много ругаешься.

— Я ведь уличный, мать твою!

Он посмотрел на троицу. Мрачные, босые. Ясные, живые глаза.

— Я иду в «Шпору». Хотите со мной?

Дети ошеломленно молчали.

— Ну?

— Ты что, извращенец? — спросил Мозес, прищурившись.

— Нет. Я просто есть хочу.

Девочка ткнула Мозеса локтем в бок и вытаращила глаза.

— Нас из «Шпоры» выкинут, — сказал Рандалл.

— Я скажу, что вы — мои дети.

На секунду все трое затихли, а потом Мозес засмеялся: смех у него был громкий и резкий.

— Наш папочка! Ну надо же!

Тобела зашагал вперед.

— Так вы идете?

Только через десять-двенадцать шагов девчушка ухватила его за палец, да так и шла всю дорогу до «Шпоры» на Странд-стрит.

Она смотрела в окно невидящим взглядом.

— Сначала я думала, что режу себя из-за отца, — тихо сказала она и вздохнула, вспоминая. — Или из-за Вильюна. Я думала, что мне нравится мое ремесло и что у меня все идет неплохо. — Кристина повернулась и посмотрела на него, снова вернувшись в настоящее. — До меня не доходило, что я такая именно из-за того, чем занимаюсь. Тогда не доходило. Сначала мне нужно было избавиться от этой работы.

Священник медленно кивнул, но ничего не ответил.

— А потом, после Карлоса, все изменилось, — продолжала она.

Карлос позвонил ей рано, в начале десятого утра, и сказал, что хочет пригласить ее к себе на всю ночь.

— Карлос не хочет ссориться из-за денег. Три тысячи, идет? Но ты должна выглядеть сексуально, кончита. Очень сексуально — у нас официальный прием. Черное платье, но такое, чтобы были видны сиськи. Карлосу хочется похвастаться. В семь часов мои ребята за тобой заедут. — Он отключился.

Сначала она рассердилась, потом гнев куда-то улетучился. Она сидела на краю кровати, по-прежнему прижимая к уху мобильник. Она понимала всю бесплодность своего гнева, понимала, что злиться на него бесполезно.

К ней подошла Соня с куклой в руке:

— Мама, мы поедем кататься на велосипеде?

— Нет, милая, мы пойдем по магазинам.

Малышка радостно бросилась к себе в комнату, как если бы магазины были ее любимым занятием.

— Эй, ты!

Соня остановилась на пороге и лукаво дернула плечиком.

— Кто, я? — Она отлично знала свою роль.

— Да, ты. Пойди-ка сюда!

Соня затопала по ковру — по-прежнему в зеленой пижамке — и бросилась прямо в мамины объятия.

— Ты моя любовь, — начала Кристина, целуя дочку в шейку.

— Ты моя жизнь, — хихикнула Соня.

— Меня бросает в дрожь от твоей красоты!

— Ты мое небо, ты мой дом. — Девочка положила голову на грудь матери.

— Ты мой единственный рай, — сказала она, крепко обнимая дочку. — Иди одевайся. Будем покупать до упаду!

— Покупки до упаду?

— Покупки до упаду! Совершенно верно!

Три года и четыре месяца. Еще два года — всего два года, — и она пойдет в школу. Еще два года, и ее мать оставит свое ремесло.

Она записалась в салон красоты «Карлтон» на вторую половину дня и повела Соню в «Хип-хоп» на другой стороне Кэвендиш-сквер. Продавцы уделяли больше внимания хорошенькой девочке со светлыми кудряшками, чем даже ей самой.

Она стояла перед зеркалом в черном платье. Низкий вырез, короткая юбка, голая спина.

— Очень сексуально, — одобрительно заметил цветной продавец.

— Нет! — возразила Соня. — Мама очень красивая.

Все трое рассмеялись.

— Я беру его.

Для салона красоты было еще рано. Она повела дочку в магазин детской одежды.

— Теперь можешь выбрать платье для себя.

— Я тоже хочу черное.

— У них нет черных.

— Я тоже хочу черное!

— Черные платья только для взрослых, малышка.

— Я тоже хочу быть взрослой!

— Нет, не хочешь. Поверь мне.

Няня неодобрительно покосилась на ее наряд, когда она привела Соню.

— Не знаю, когда закончится мероприятие. Будет лучше, если она у вас переночует.

— Судя по платью, мероприятие закончится очень поздно.

Кристина сделала вид, что не слышала последнего замечания, и крепко обняла дочку.

— Веди себя хорошо. Утром мама за тобой приедет.

— Пока, мам!