Роскошная, благоухающая дорогущими духами, высокая, стройная, как фарфоровая статуэтка, брюнетка влетела в квартиру, как только Мила открыла дверь, и тут же бросилась к гардеробной комнате.

– Прими мои соболезнования… – начала было Мила, но та только отмахнулась.

– Платье где? – не глядя на Милу, принялась нервно передвигать многочисленные вешалки с одеждой Катюха. – Да помоги же мне! Давай быстрее! Вдруг оно мне не подойдет и придется искать другое.

Наконец она нашла то, что искала, и, сбросив одежду, примерила великолепный черный наряд, годившийся лишь для праздничного торжества. Она крутилась перед зеркалом, и лицо ее выражало полное удовлетворение. Мила же глядела на нее как на сумасшедшую, не представляя, как можно пойти на похороны в длинном платье с полностью открытыми плечами и полуголой спиной.

– Именно то, что нужно! – Катюха впервые взглянула на Милу и удивленно подняла прекрасно очерченные черные брови, впившись в нее очаровательными голубыми глазищами. – Что с тобой? Ты сама на себя не похожа. Какая-то неухоженная, помятая: типичное чучело! И во что ты одета?! Это же платье из коллекции прошлого сезона! Совсем, что ли, спятила?! Надеюсь, ты не собираешься опозорить меня своим видом? Я такие грандиозные похороны устраиваю и прошу тебя выглядеть соответствующе! Ведь ты моя лучшая подруга.

– Я себя в последние дни не очень хорошо чувствую…

– Давай и тебе что-нибудь подберем, – перебила Катюха и снова принялась деловито передвигать вешалки. – Вот, нашла. Наденешь это. – И она сняла с вешалки черное длинное атласное платье на тонких бретельках. – Теперь обувь. – Катюха поставила перед Милой изящные черные туфли на высоченных каблуках.

«Она не в себе от горя», – подумала Мила и спросила:

– А остальные тоже будут так выглядеть?

– Если они будут выглядеть по-другому, их не пропустит охрана. Ты ведешь себя так, словно отец умер у тебя, а не у меня. – Катюха недовольно сверлила взглядом подругу, передавая ей шляпку с вуалью. – Это тоже наденешь, иначе близко ко мне не подходи. Собирайся! Мы сейчас же едем в салон. Завтра трудный день, и нам нужно отдохнуть.

Мила не решилась отказать Катюхе, уверенная, что та находится почти в невменяемом состоянии из-за внезапно свалившегося на нее горя, а потому не ведает, что творит, и лучше быть рядом, если с ней вдруг случится нервный срыв.

В последующие пять часов они подвергались самым немыслимым косметическим истязаниям. Сначала их тела обмазывали шоколадом, затем лили на лоб тонкой струйкой какое-то теплое, терпко пахнущее масло, после чего отмачивали в цветочно-солевых ваннах. Далее разминали гладкими горячими камнями и лепили их лица, словно глину… В общем, даже вспоминать не хочется.

Мила ужасно устала от этих чудовищных процедур. Но зато, как утверждала Катюха, «они подтянули и тонизировали кожу, расщепили никому не нужные жиры и вывели противные токсины и шлаки». А еще «расслабили и прояснили головы», укротили в телах «дикую энергию», открыли «третий глаз» – у каждой свой, разумеется, – «восстановили энергетическое поле и уничтожили негативное воздействие внешнего мира». Но и это не все. Они также «нормализовали психофизическое равновесие, расслабились и успокоились, уничтожив все признаки хронической усталости, и, само собой разумеется, укрепили волосы, смоделировали овал лица, удалили наметившиеся было морщинки, отеки и прочие неприятности».

Наконец выползли еле живые из салона, и Катюха заявила, что хочет выпить. Так как появляться ей на привычных и желанных светских тусовках сейчас было не совсем прилично, она настояла, чтобы Мила поехала к ней домой, куда они и заявились далеко за полночь. Мила не стала отпускать серенький «Мерседес-Бенц», который выбрала в гараже Милы Миланской – а теперь уже почти в своем собственном, – как самый скромный на вид из пяти элитных вычурных автомобилей представительского класса, и теперь он со знакомым уже ей водителем дожидался ее во дворе роскошного особняка Катюхи.

Они сидели напротив камина в больших удобных креслах, тупо уставившись на огонь. У Милы от выпитого глотка вина немного кружилась голова, и она мечтала лишь о том, чтобы поскорее вернуться домой и без задних ног свалиться в постель. Катюха же совсем напилась и, казалось, уже не соображала, где она и что с ней, так как вконец раскисла и бормотала пьяным голосом что-то невнятное.

– Может, я помогу тебе добраться до кровати? – предложила Мила. – Ты выспишься, отдохнешь, и мы завтра снова встретимся. Я к тебе утром приеду, – заверила она, решив оставить Катюху на попечение прислуги, то и дело интересующейся, не нужно ли чего, так что помощников у нее здесь хоть отбавляй.

– Знаешь, я всегда была уверена, что он любит меня, – произнесла Катюха заплетающимся языком. – Он с меня пылинки сдувал. Говорил, что я – лучшее, что у него есть в этой жизни. А потом взял и бросил. – Она впервые за этот вечер расплакалась. – Как же я теперь без него? Почему он меня так предал?!

Мила настолько устала, что даже не могла сообразить, что же ответить подруге. Когда-то она тоже чуть с ума не сошла из-за мнимого предательства дядюшки, вообразив себя Милой Миланской. Спасибо бабушке, которая вовремя избавила ее от мучительных представлений, опоив травяным зельем, отбирающим память. Но как помочь Катюхе, Мила даже не имела понятия.

– Почему он оставил меня? Ведь он умирать не собирался! – заявила Катюха и вперилась взглядом в Милу. Той на миг почудилось, что она заглянула ей прямо в душу. Мила вздрогнула от одной только мысли, что Катюха знает обо всем.

– Никто не планирует свою смерть и никогда не знает, когда умрет, – пролепетала она растерянно.

– Он умер почти на рассвете, – продолжала Катюха, переведя взгляд на огонь. – А перед своей смертью встречался с какой-то женщиной. Его охранники утверждают, что никогда прежде ее не видели. Она попросила остановить машину возле вокзала, где и затерялась в толпе. Ее до сих пор не могут найти. Словно сквозь землю провалилась: никто эту женщину даже не видел! Разве такое может быть? Я настояла на вскрытии, но оно ничего не дало. Меня уверили, что отец умер от инфаркта. Однако я чувствую, что без участия той женщины здесь не обошлось. Я все равно ее найду! Чего бы мне это ни стоило… А ты не знаешь, кто эта женщина? – вдруг спросила Катюха и пристально взглянула на Милу.

– Понятия не имею. Я тогда сильно напилась и даже не помню, как добралась до дома.

– Тебя в невменяемом состоянии вынес из дома отца и отвез домой твой же водитель. Он это уже подтвердил.

– Ты меня в чем-то подозреваешь? – осторожно спросила Мила.

– Если бы подозревала, тобой бы уже занялись, – пьяно пробормотала Катюха. – Живи пока! – Она усмехнулась. – Шучу! Ты и в самом деле поезжай домой. А завтра будь здесь после двенадцати, я все равно раньше не встану. И не забудь нацепить свои брюлики. Помни: ты – моя лучшая подруга и обязана выглядеть на миллион. Долларов, разумеется. Смотри не перепутай…

Она возвращалась в роскошную квартиру Милы Миланской и думала о том, что ведь, в сущности, совсем ничего не знает об этой Катюхе. Кроме того, что сама когда-то нафантазировала. Та оказалась сложнее, чем хотелось, а потому представляла явную и серьезную опасность. Не было гарантий, что Троянов не посвятил дочь в свои преступные дела, а потому Мила чувствовала себя жертвой, добровольно идущей в ловушку.