Москва, улица Никольская,

26 сентября, вторник, 10:42

Ни один шас, пребывая в здравом уме и твердой памяти, не отказался бы от магазина на центральной улице. Или от лавки. Или от ларька. Шумные места манили главных дельцов Тайного Города открывающимися возможностями, и даже если бы им нечем было торговать – нонсенс, разумеется! – они бы все равно арендовали площадь, например, для того, чтобы, стоя на крыльце, рассказывать за деньги различные истории.

Чем больше клиентов, тем выше прибыль – закон, который маленькие шасы осознавали еще в материнской утробе.

А потому ни одна из центральных московских улиц не осталась без внимания самых шустрых вассалов Темного Двора. Магазины и магазинчики, бутики и мастерские, лавки и супермаркеты… Иногда они мирно уживались друг с другом, иногда между предлагающими сходный товар заведениями разворачивались конкурентные войны, однако Никольской в этом отношении повезло: шасских магазинов на ней было четыре, и все разные. В свое время несколько видных ювелиров пытались разместить свои магазины на лакомой улице – в дополнение к «Золотому Дождю», так сказать, – но все они были вынуждены отступить перед напором Тархана Хамзи, шаса с весьма неоднозначной репутацией.

– Крохобор!

– Я?

– За копейку удавишься!

– А ты?

– Я товар принес, мне положено!

– А я тебя сейчас вот этим жезлом по голове шарахну, сразу поймешь, кому чего положено в этом мире.

Колыван с опаской покосился на внушительных размеров жезл, выставленный Тарханом на продажу, и посетовал:

– Какой-то ты неправильный шас. Агрессивный какой-то.

– Каким уродился.

Тархан Хамзи, старший из сыновей знаменитого Генбека Хамзи, действительно был «каким-то неправильным». Принципиально Тархан ничем не отличался от сородичей: зарабатывал прибыль по мере сил, не чураясь иногда нарушать и человские законы, и даже Кодекс, славился жадностью и ненавидел налоги. Но при этом был бирюком, не желал иметь никаких дел с Торговой Гильдией, а свои проблемы решал самостоятельно или при помощи Темного Двора. Основным источником дохода Хамзи была контрабанда магической энергии Колодца Дождей, которую ушлый шас втридорога продавал челам, не знающим о существовании Тайного Города. И, как считалось, именно общение с ними превратило обыкновенный склочный характер Тархана в совершенно невыносимый.

Так что Колыван был абсолютно прав: ни один шас не стал бы угрожать деловому партнеру физической расправой. К тому же со стороны это выглядело на редкость комично: невысокий Хамзи совершенно терялся на фоне массивного приставника.

– Сто тысяч.

– Это позор!

– Это наличные!

– Я тебе предлагаю целую коллекцию! Монеты! Украшения!

Побеседовав с несколькими ювелирами и не добившись от них желаемого, Колыван решил сменить тактику, а потому принес Тархану не только монеты, но всю добычу, надеясь получить нормальную цену.

– Сколько же ты за них хочешь? – недовольно осведомился Хамзи.

– Двести.

– Не смеши меня.

– Очень надо. – Колыван перестал коситься на жезл, в его голос вернулась уверенность. – Думаешь, я не знаю, сколько это стоит? Не в первый раз антикварные ценности продаю.

– Барахло это, а не антикварные ценности. Кому нужны монеты?

– Коллекционерам.

– Вот именно! – обрадованно воскликнул шас. – Коллекционерам! А ты знаешь, что они у меня спросят?

– Что?

– Они спросят, откуда у меня твои монетки?

– Скажешь, старушка принесла неизвестная.

– Ага, притащилась бабушка божий одуванчик и приволокла сумку «ефимок» семнадцатого века. Так, что ли?

– Это не «ефимки»!

– Да мне до лампочки! Притащил бы ты мне десяток монет, я бы и глазом не моргнул. А у тебя, Колыван, коллекция, как ты правильно сказал. А коллекция вызывает вопросы. И не только у коллекционеров. – Тархан достал платочек и театральным жестом вытер со лба пот. – Я ведь не просто так низкую цену даю. Мне ведь твое барахло еще как-то легализовать надо.

– Почему тогда раньше ты ничего такого не говорил? – поинтересовался приставник.

– Потому что раньше ты мне ничего не предлагал.

Это было правдой. До сих пор Колыван обходил «Золотой Дождь» стороной.

– Жадный ты.

– Не жадный, а деловой. – Тархан без интереса оглядел разложенный на столе товар и ткнул пальцем в простенький кинжал в потертых кожаных ножнах. – А это что?

– Кинжал.

– Правда?! А я-то гадаю, клянусь мозгами Спящего…

Приставник смутился.

– Ну… древний кинжал. Антикварный.

– И все?

– А что еще надо?

– С виду обычная железяка. – Шас, состроив брезгливую мину, взял оружие в руку. – У него что, клинок самоцветами украшен?

– Нет, – растерялся Колыван.

– Тогда зачем ты его прихватил?

Приставник пожал могучими плечами:

– До кучи. Место в сумке оставалось.

– Лучше бы побрякушек добавил.

– Не имел права, – вздохнул Колыван. – Десять процентов от суммы клада, не больше. У нас строгие корпоративные правила.

– С чем тебя и поздравляю.

– У тебя есть в жизни хоть чего-нибудь святое?

– Получение прибыли, – мгновенно отозвался Хамзи. – А у тебя?

– Я – честный приставник.

– То есть ничего святого у тебя нет?

– Ты не понял… – Колыван сбился.

– Честный, но бедный. – Тархан швырнул кинжал на стол. – Сто двадцать тысяч, но это предел, Колыван. Называю эту кошмарную цифру исключительно потому, что ты пришел ко мне первый раз, и я хочу наладить длительное и взаимовыгодное сотрудничество.

Последние слова прозвучали насмешкой.

– Завтра отвечу, – угрюмо отозвался приставник, сгребая добычу в сумку.

– Отвечай завтра. – Поняв, что деловые переговоры окончены, шас начал стремительно терять к посетителю интерес. – Только смотри, Колыван: цены на некоторое барахло могут упасть под давлением обстоятельств.

* * *

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект,

26 сентября, вторник, 10:47