Но делать нечего, я уже приехала.

– Синтетику принимаем без гарантии! – сурово проговорила приемщица.

– Как это – без гарантии? – не сдержалась я. – Почему без гарантии? Что значит – без гарантии?

– Без гарантии – значит, могут остаться пятна! – огрызнулась приемщица. – Сами видите, грязь застарелая… и явно вручную застирывали, так что вряд ли отойдет!

– Ничего не застирывали! – уперлась я. – Обычное загрязнение! На то и химчистка, чтобы отчистить!

– Розалия Ферапонтовна! – крикнула приемщица куда-то в глубину помещения. – Тут клиентка очень настойчивая, выйдите, поговорите с ней!

Ей никто не ответил.

– Мне не нужно, чтобы со мной говорили! – возмутилась я. – Мне нужно, чтобы шторы отчистили!

– Вам заведующая все объяснит насчет синтетики… Розалия Ферапонтовна!

Ответом ей снова была тишина.

Приемщица подождала полминуты, поднялась и вперевалку, по-утиному, отправилась на разведку.

Я ждала, нервно постукивая по прилавку и от нечего делать разглядывая полки с готовыми заказами.

На одной из полок ровными рядами стояли мягкие игрушки – медведи, обезьяны, зайцы. Чуть в стороне стояли игрушки очень большого размера – пони чуть ли не в натуральную величину, голубой слон с большими выразительными глазами, серая собака…

Удивительно знакомая собака!

Густая серовато-голубая шерсть, седеющая на загривке, шрам на морде… точь-в-точь как та собака, которая облаяла на улице подозрительного слепого, как та, которая напугала меня во дворе…

Странно, почему приемщица так долго не возвращается?

Я просунула голову в окошко и окликнула ее:

– Эй, вы где там пропали?

Мне никто не отвечал. В помещении повисла гнетущая, тяжелая тишина.

– Ну здесь и порядки! – пробормотала я, теряя терпение.

И тут в глубине комнаты, там, куда удалилась приемщица, послышались приближающиеся шаги. Только это были не утиные шаги приемщицы – это были, несомненно, шаги мужчины.

Мне отчего-то сделалось невыносимо страшно, ноги словно приросли к полу, я окаменела, как соляной столп, и в ужасе вслушивалась в эти приближающиеся шаги…

Вдруг с другой стороны послышался какой-то шум. Я повернула голову и снова увидела полку с игрушками. И тут… не знаю, что со мной случилось, но мне показалось, что серая игрушечная собака ожила, оскалилась и зарычала на меня…

Я вскрикнула, схватила чертовы занавески и пулей вылетела из химчистки.

По инерции пробежала еще метров двадцать, оглянулась и увидела, что следом за мной едет длинная черная машина. Точно такая, как та, в которую меня чуть не затащил слепой.

В страхе я дернула дверь магазинчика, возле которого случайно оказалась, и влетела внутрь…

Над моей головой звякнул колокольчик.

Я огляделась.

Это был очень странный магазин. На полках и витринах были разложены какие-то безделушки – статуэтки, колокольчики, коробочки, всякая ерунда, на мой взгляд, ничего не стоящая.

За прилавком стоял тщедушный старичок в очках с толстыми стеклами, с круглой розовой лысиной, обрамленной редкими легкими волосиками, похожими на пух одуванчика. Он разглядывал в лупу игрушечную балеринку, но, услышав звон колокольчика, поднял голову, взглянул на меня и доброжелательно проговорил:

– Вас ожидают!

– Кто? – спросила я растерянно. – Почему? Где?

– Вас ожидают! – повторил он и взглядом показал на дверь у себя за спиной. Точнее, не дверь, а дверной проем, завешенный шторой из блестящих разноцветных шнуров.

Я хотела что-то еще спросить, что-то возразить, но боковым зрением увидела остановившуюся возле магазина черную машину и, перестав раздумывать, устремилась вперед, за блестящую радужную штору.

Пройдя сквозь нее, как сквозь водопад, я оказалась в коротком полутемном коридоре, который упирался в неплотно прикрытую дверь. Из-под этой двери выбивалась полоска теплого оранжевого света. Я сделала еще шаг вперед, открыла дверь и вошла.

Я стояла на пороге с глупейшим видом, прижимая к груди ужасные Августины шторы, и удивленно оглядывалась по сторонам.

Это была большая комната, неярко освещенная настольной лампой из цветного стекла. Из-за этой лампы по углам комнаты разбегались красные, желтые, оранжевые отсветы. Раз уж лампа была настольная – значит, имелся и стол – большой, старинный, покрытый причудливой резьбой. Кроме лампы на этом столе стояла золотистая клетка с попугаем. Попугай был большой, очень яркий, он смотрел на меня высокомерно, как английский дворецкий на сунувшегося в замок попрошайку.

– Здор-рово! – приветствовал он меня. – Пр-роходи!

– Ты здесь один? – осведомилась я. – А кто же меня ждал?

– Я, – раздался низкий, хрипловатый, но определенно женский голос.

И тут я увидела его обладательницу.

Вот только что, честное слово, за столом никого не было – и вдруг за ним оказалась пожилая женщина с темными, круто завитыми волосами и с попугайским носом.

Словно отвечая на мой невысказанный вопрос, она показала янтарный мундштук:

– Вот, уронила!

Ага, значит, когда я вошла в комнату, она наклонилась за мундштуком, поэтому я ее и не заметила. А я-то подумала невесть что…

– Присаживайся, деточка! – сказала она, глазами указав на глубокое, обитое бархатом кресло. Я опустилась в него и поняла, как ужасно устала за этот бесконечный день.

Женщина за столом вставила в мундштук тонкую коричневую сигарету, закурила, выпустила в потолок аккуратное колечко дыма и проговорила:

– Положи ты куда-нибудь эти дурацкие занавески!

Ну да, у меня на коленях лежали жуткие Августины шторы…

Я бросила их прямо на пол и откинулась на спинку кресла. Мне стало удивительно удобно и спокойно. Хотя почему бы? Все же что это за странное место?

Я огляделась по сторонам.

В комнате было темновато, но я разглядела несколько книжных шкафов. Что-то они мне напоминали… ну да, такие же шкафы стоят в комнате Павла Васильевича!

Ну, положим, в этом еще нет ничего странного – мало ли, люди покупали мебель в одном магазине. Но на полках этих шкафов я увидела такие же старинные кожаные переплеты, как у старика, а между ними – такие же безделушки…

Все это более чем странно!

Приподнявшись, я спросила хозяйку:

– Тот человек в зале… он сказал, что меня ожидают. Он, наверное, с кем-то меня перепутал?

– Нет, отчего же! Я тебя действительно ждала, деточка…

– Но как вы могли знать… – выпалила я. – Я сама-то ничего не знала!