– Ты, может быть, и не знала… – Женщина стряхнула пепел со своей сигареты, выдвинула ящик стола и достала оттуда какие-то предметы. Тут же быстро расставила и разложила их на столе, и я с удивлением увидела странный мерцающий кристалл, стеклянный шар, в котором как будто шел снег, старинную колоду карт и свечу в высоком серебряном подсвечнике.

Хозяйка зажгла свечу.

Пламя было таинственного зеленоватого цвета, и в комнате запахло какими-то восточными пряностями и благовониями.

Затем она открыла колоду карт – карты были очень красивые, черные, с тонкими изящными рисунками и золотым обрезом. Перетасовав их, она протянула мне колоду:

– Сними, деточка!

«Ну да, – подумала я. – Сейчас развелось множество всяких гадалок и предсказателей, колдунов и колдуний, которые выманивают деньги у простофиль. Но у меня-то денег нет…»

– Вот именно! – проговорила женщина, улыбаясь.

Что я – вслух сказала последние слова?

А она тем временем, что-то негромко бормоча, разложила карты на столе. Я с невольным интересом следила за этим процессом. Пиковый валет, который лег слева, подмигнул мне нахальным черным цыганским глазом. Я моргнула – что это, мне уже всякая ерунда мерещится!

А хозяйка погрозила валету пальцем и проговорила:

– Куда ты лег, у нее и без тебя хлопот полон рот!

И валет, словно устыдившись, заполз обратно в колоду.

– Бр-раво! Бр-раво! – громко прокричал попугай.

– Что это за фокусы? – Я недовольно смотрела на происходящее.

– Фокусы? – Хозяйка подняла брови. – Ну, вообще-то с ними гораздо веселее, ты не находишь, деточка? Разве в детстве ты не любила фокусников?

Она посерьезнела, еще что-то пробормотала, переложила какую-то карту и с интересом посмотрела на меня:

– Ну вот, никакой ошибки – это действительно ты!

– Действительно я. – Я не стала спорить с очевидным. – И что с того?

– Я хочу сказать, что именно тебя мы ждали, ты – именно тот человек, который должен многое изменить.

– Изменить? – повторила я за ней. – Что изменить? И кто это – вы? И с чего вы взяли, что я – тот человек?

– Не находишь ли ты, деточка, что задаешь слишком много вопросов? – проговорила хозяйка, внимательно разглядывая какую-то карту, прежде чем отложить ее в сторону.

– Вопр-росы! Вопр-росы! – хрипло прокричал попугай.

– Но я действительно ничего не понимаю!

– Скоро поймешь, всему свое время! – Она отодвинула карты, поставила перед собой стеклянный шар, в котором шел снег, положила на него тяжелые старые руки, вгляделась… крупные хлопья снега, медленно кружась, падали на дно шара…

Крупные хлопья снега, медленно кружась, падали на промерзшую соленую землю. Низкое небо нависло над степью, словно войлочная кровля огромной юрты. Тэмуджин привстал в стременах, оглядел раскинувшуюся перед ним бескрайнюю равнину.

Сотни, тысячи дымов поднимались к низкому небу, тысячи костров пылали в предрассветной полутьме. Тысячи юрт были торопливо расставлены по берегам Керулена, десятки тысяч лошадей нервно всхрапывали, оглашали окрестности негромким полусонным ржанием. Десятки тысяч воинов задавали лошадям корм, тщательно поправляли сбрую, примеряли парадные доспехи.

Здесь были широкоскулые меркиты в панцирях из шкур черных яков, остролицые недоверчивые ойраты, поклоняющиеся черному ворону, немногословные татары в расшитых золотом шапках, хитрые, расчетливые найманы в дорогих хорезмийских кольчугах, с кривыми мечами из далекого Дамаска, высокомерные заносчивые хунгариты, кереиты, верящие в странного западного бога Иисуса, и еще десятки, сотни других племен, больших и малых.

И все эти люди, все эти храбрые воины и мудрые старейшины собрались этим утром на берегу Керулена не для кровавой битвы, не для заключения договора о границах кочевий и пастбищ – они собрались здесь этим морозным утром, чтобы вручить ему, Тэмуджину, ключи от своей судьбы.

Тэмуджин опустил тяжелые веки.

Он вспомнил, как кочевал с матерью по степи, скрываясь от людей Таргутая, заметая следы, терпя бесчисленные лишения, страдая от голода и холода, вспомнил, как десятилетним мальчишкой бежал за лошадью кривоногого десятника, бежал, неся на плечах тяжелую деревянную колодку. Вспомнил, как прятался в темной ледяной воде, пережидая погоню. Где сейчас тот десятник? Где сам Таргутай? Где его былой нукер и побратим Джамуха, который, движимый завистью и расчетом, предал Тэмуджина, сговорился за его спиной с могущественным повелителем кереитов Ван-ханом и выступил с четырьмя туменами против названого брата?

Вороны давно уже выклевали их глаза, шакалы и степные лисицы обглодали их кости. А он, Тэмуджин, победил всех своих врагов и теперь сидит на прекрасном найманском жеребце, ожидая, когда вожди племен и народов принесут ему изъявление своего почтения и покорности. Он, Тэмуджин, ведет в бой десятки туменов, никто не может противостоять мощи его войска, границы его державы с каждым годом расширяются и будут расширяться, пока есть куда скакать низкорослым монгольским коням, будут расширяться до пределов мира, до последнего моря, в которое на закате погружается солнце.

Тэмуджин открыл глаза, услышав, как гулко и мощно затрубили трубы из рогов яка.

От каждого становища, от каждого лагеря бесчисленных степных племен отъехали всадники в нарядных одеждах, в дорогих парадных доспехах, собрались в один отряд и медленно, торжественно подъехали к подножию холма, на котором ждал их Тэмуджин в окружении своих преданных нукеров, отборных багатуров из его сторожевой сотни.

У подножия холма вожди и старейшины спешились, отдали поводья коней молчаливым воинам, дальше пошли пешком, демонстрируя ему покорность и уважение.

В десяти шагах остановились, сняли шапки. Вперед вышел старый найман Удженчи, мудрый, как столетний ворон. Подошел к Тэмуджину, коснулся стремени его коня, поклонился.

– Приветствую тебя, Тэмуджин, сын Есугей-багатура! Приветствую тебя, великий воин, властитель тысячи народов!

Тэмуджин вспомнил, что уже слышал эти слова.

Он вспомнил старика, которого встретил в степи, на пути к кочевью хунгаритов. Вспомнил разговор у ночного костра и доносящийся из степи волчий вой.

Собственно, он никогда и не забывал ту ночную встречу. Ему напоминал о ней головной обруч из тусклого серебристого металла, обруч, украшенный красным камнем, с которым он никогда не расставался, который он прежде носил в своем походном мешке, в своей седельной сумке, обруч, который теперь возил за ним преданный воин-кереит, христианин по имени Джалия.

Главное, что он сохранил в память о той встрече, помимо серебристого венца, уважение к вечным законам степи.

И старый найман Удженчи словно прочитал его мысли, как открытую книгу, написанную мудреными китайскими письменами, читать которые найманы большие мастера.