– Доктор Харбин, еще не все потеряно, – говорит миссис Бибби. – Ребенок по-прежнему у нас. Можно попытать с ней счастья на лондонском рынке.

– Почему вы решили, что мы найдем покупателя в Лондоне? Если уж французы не готовы купить похищенного ребенка, его похищенного ребенка…

– Попытаться стоит, сэр, – твердо заявляет миссис Бибби. – Насколько я понимаю, лондонские коллекционеры самые отчаянные и азартные. Они охотно идут на риск и редко спрашивают, откуда взялись их приобретения.

– Все, завязываю я с этим бизнесом, – качает головой доктор Харбин. – Если не попадем в лапы к преступникам, нас схватит полиция…

– Вот если он вас поймает, тогда уж вам точно несдобровать.

Возможно, доктор и плачет, но за толстыми стеклами его очков слез не различить.

Миссис Бибби улыбается. Улыбка у нее кошачья, голос вкрадчивый, даже ласковый:

– Доктор, дорогой, не унывайте.

Доктор Харбин снимает очки и ищет платок.

– Все, мне конец, я – труп.

– Не буду с вами спорить, сэр, но все же послушайтесь моего совета. Не падайте духом, и давайте поедем в Лондон. Если повезет, продадим свой товар. А потом купите себе билет на корабль и скроетесь в неизвестном направлении.

– А что еще мне остается?

– Значит, решено. Едем в Лондон.

* * *

– Она меняется, – сообщает доктор, снимая кольчужные перчатки. – У нее лезут постоянные зубы.

Кристабель подтягивает ноги к груди и отворачивает лицо к стене, а сама косит на доктора одним глазом, и глаз темнеет, становится черным.

Доктор Харбин подходит к окну.

– Ей нужно быть в воде. Иначе у нее атрофируются конечности.

Револьвер миссис Бибби наведен на доктора, хотя тот, как бы сильно он ни нервничал, никогда не нападает, не кричит и не теряет самообладания. Только остатки профессиональной гордости заставляют его сохранять бесстрастность в отношении пациента, даже такого, как Кристабель.

– Волосы выпадают? – спрашивает он няню.

– У меня или у нее? – Она показывает на волосяные комки в углах комнаты.

– Скоро она линять начнет.

– Линять?

– Сбрасывать кожу.

– Боже. А что будет под кожей?

– Другая кожа. Та же Кристабель, только больше. – Помолчав, доктор добавляет: – Для них это в порядке вещей, как утверждал преподобный Уинтер, пусть земля ему будет пухом.

– А он-то знал, что говорил, – бормочет миссис Бибби.

– Нельзя не учитывать и природные аномалии.

– Это вы про чаек, что ломают шеи, пытаясь залететь в дом через окна, про улиток и проклятых тритонов? И про это… – Она показывает на стены, по которым уже струится вода.

– Скоро она начнет привлекать не только улиток и чаек, – предупреждает доктор.

* * *

Миссис Бибби моет пол, ибо доктор наказал не оставлять следов. Она собирает выпавшие волосы – волнистые тонкие белые пряди, пустые раковины от улиток и игольчатые зубы. Кристабель подготовлена в дорогу: ждет в передней, лежа в простом прямоугольном деревянном сундуке. Гроб, да и только, но при докторе не вздумайте его так называть. Изнутри сундук выстлан одеялами, по его верхнему краю проделаны вентиляционные отверстия, которые совсем не бросаются в глаза. Сундук, по проекту доктора, сколотил местный плотник. С минуты на минуту подъедет наемный экипаж. Миссис Бибби оставит окна открытыми. Как она ни старается, выветрить из комнаты специфический запах не удается: воняет, как на рыбном рынке Биллингзгит в жаркий день.

* * *

Дождь, подобный этому, размоет дороги и увеличит путь до Грейвзенда на несколько часов. Кучер наемного экипажа нервничает, да и с чего ему быть спокойным? Колченогая пассажирка широка в плечах, взгляд у нее подозрительный, руки как у воришки. А доктор дерганый какой-то, нервно ёрзает. Не говоря уже про сундук: кучер уверен, в нем что-то шевельнулось – внезапно вскинулось и упало, – когда он заносил его в экипаж (пассажиры ни в какую не соглашались расстаться со своим багажом на время пути, хотя в карете и без того тесно). И заплатили ему за услуги втрое больше, рассчитались вперед, – чтоб не болтал лишнего. Одно это любого насторожит. Да еще эти чайки. Такого их скопища он сроду не видел. Целыми стаями они сидели на крыше дома, в саду, на прилегающих полях. Лошади в панике, чудят, фыркают, глаза у них под шорами выпучены: его тревога через вожжи передается им. Кучер подумывает о том, чтобы высадить пассажиров вместе с их багажом и укатить прочь, однако в уме он уже сотни раз потратил полученные деньги. Одно ясно: он ввязался в мутное дело.

* * *

Миссис Бибби держит под платком заряженный револьвер, оружие приятно холодит ладонь. Доктор сидит рядом, спит. Его голова болтается в такт движению экипажа, рот открыт, стекла очков запотели. По стенкам кареты уже сочится вода. Миссис Бибби слышит крики чаек, сопровождающих экипаж. Слава богу, что они нигде надолго не останавливались, и в карету не заползли улитки.

Доктор храпит во сне. Такого общения с ним ей достаточно. Перед отъездом она напоила его зельем – успокоительным тонизирующим снадобьем, как она ему объяснила, – и тем самым обеспечила себе и Кракен мирное путешествие. Доктор, конечно, дурак, что согласился выпить его, но в последние дни он вообще перестал соображать.

У миссис Бибби мелькает мысль, что, может быть, стоит сбросить балласт, повысить эффективность этого предприятия. Она внимательно смотрит на доктора. Он оказался никудышным вором и нервным коммерсантом: кишка у него тонка. Не то что у нее. Она создана для темных делишек. Любого за пояс заткнет, спуску никому не даст, даром что у нее ноги больные.

Из сундука, что стоит у ног миссис Бибби, раздается постукивание.

– Утихомирься, спи.

Тишина. Потом снова постукивание по боковой стенке сундука – отрывистый, повторяющийся ритм.

– Один раз – «да», два раза – «нет», это ясно?

Тишина. Затем двенадцать ударов. Пауза. Еще пять.

– Ладно, уговорила, – улыбается миссис Бибби. – Раз доктор храпит во всю свою блестящую лысину, так и быть, расскажу тебе историю, Кракен. Давным-давно…

Доркас и Деллу выловили с илистого дна Темзы – ведь именно туда, разумеется, завели их туманные выдры – и положили на берегу. Они моргали, плевались, хватали ртами воздух, что-то бессвязно лопотали, и их отнесли в больницу Святого Варфоломея. Дежурный врач внимательно выслушал рассказ Доркас о том, как ей жилось в исправительной школе, как ее избивали цепью, «девятихвостой кошкой» и когтистыми лапищами. И у него созрел план. Он предложил девочкам хорошую работу: они будут жить в его доме и постигать науку прислуживания, и никаких телесных наказаний. Но когда они прибыли в дом доктора, чудесное местечко на берегу реки, их надежды растаяли. Жена доктора согласилась взять в услужение невзрачную хромую Доркас, сказав, что миленькая Делла ей не нужна. Она прекрасно знала, что из миленькой сиротки наверняка вырастет прелестная горничная, а госпожам от прелестных горничных одно расстройство. Делле нашли место в другой респектабельной семье в одной из соседних деревень.