— Хотя с учетом нашей высокой загруженности, — нахмурился майор, — сейчас важнее всего провести экспертизу, которая позволит нам планировать наши дальнейшие действия по вышеуказанному делу.

— Спасибо, — тихо произнес Макс, не отрывая глаз от майора.

— Тогда Петров проходит со мной на опознание полотна… И зачитаю инструкцию. Все остальные ждут здесь.

— Зачем мне инструкция? Я, по-вашему, не способен отличить свою картину от скопища других?

— Потому что так полагается. Идите за мной.

Феликс демонстративно вздохнул и пригладил блестящий брусничного цвета лацкан на пиджаке. Он следовал за майором, и на глаза попадались бесчисленные двери темно-рыжего цвета и потрепанные золотистые ручки, вызывающие странное желание взять несколько ведер ярких красок и извести напрочь этот оттенок, навязывающий примерную консервативность старого уклада. Расписать все радужными всплесками и абстрактными мотивами, добавить громкие мелодии и невиданные экзотические заросли. Вокруг бродили незнакомые люди в форме, кто-то не поднимал головы от тяжелых печатных папок, а другие, не скрывая заинтересованности, перешептывались между собой, следя за новоприбывшем гостем.

Наконец, в дальнем конце, коридора майор резко остановился на месте и произнес:

— Вам все понятно, что я сейчас сказал?

Феликс удивленно взглянул на майора:

— Вы что-то говорили? — Феликс хотел что-то добавить, но, увидев нахмурившийся подозрительный взгляд Панфила Панфиловича, резко осекся. — В смысле… да, давайте начнем…

За дверью проявилась большая просторная комната, из массивных окон которой заливался солнечный свет, сопротивляющийся все более настойчивому осеннему ветру и желтеющим листьям. В самом центре под линейку стояли идентичные друг другу картины, синие полотна сливались друг с другом, образуя замысловатое фантазийное изображение. Стройный ряд зубастых вил грозно охраняли свой покой, образуя неприступную крепость, с которой внимательно наблюдал десяток красных глаз, будто бы неведомое морское чудовище, поднявшееся из океанской пучины. Феликс потерял дар речи.

— Почему… почему их так много?

— В смысле много? Я же сказал, их двенадцать. Вы вообще слушали?

— Я их… начну идентифицировать тогда…

— Вот и правильно.

Феликс подходил все ближе. Картина проскальзывала одна за другой, и каждая из них была словно вылита из неизвестного печатного инструмента, повторяющего все оттенки, мазки и глубину. Феликс едва находил еле видимые различия в виде едва заметных точек, да и они вполне могли быть результатом изведенного последними событиями разума, в гордости своей желающего увидеть больше отличий, чем найти сходство, конкурируя с опытными серьезными экспертами. Останавливало единственное. Во всех картинах не хватало только одной детали.

Изумленный Феликс несколько раз подряд пробежал от одного изображения к другому, обходя их со всех сторон, что-то негромко приговаривая и всклокочивая волосы, после чего, ненадолго отворотившись, указал пальцем на картины:

— Это восхитительно. Это действительно потрясает.

Майор удивленно приподнял брови:

— Правда?

— Да. Я такого никогда не видел. Такой точности и идентичности. Но все они не мои. Но я склоняю голову перед тем, кто делал эти копии. Людям с такой точностью впору делать копии с мировых шедевров, и попробуй найди того, кто найдет хотя бы одну неточность.

— Серьезно? — заинтересовался майор. — Прямо-таки с мировых шедевров? И их никто не отличит?

— Никто не отличит, если добавить чуть опыта в искусственном состаривании. Это не мои картины только потому, что на всех них очень свежая краска, максимум несколько недель. А я закончил «Экзопулуса» больше года назад. Полтора года… я его не сразу показал… Об этом мало кто знает… Если бы их все чуть состарить, то я бы не отличил без специальных экспертиз, и то неясно, что бы они сказали. Если бы я был не в себе, я бы решил, что писал все это сам в полубредовом состоянии… В общем, мое почтение тому, кто это делал. Давайте смотреть следующие.

— Какие следующие?

— Мы посмотрели первую партию, здесь нет оригинала. Показывайте дальше, или вам нужно время для подготовки?

— Их всего двенадцать.

— В смысле? Это все? — Феликс побледнел. — Больше нет? Тогда вы не нашли, что мы здесь делаем?

— Если вы не слушали, пока мы сюда направлялись, то повторю еще раз более внятно — их всего двенадцать. Мы все обрыли. Может, вам еще более внимательно посмотреть, или заказать дополнительную экспертизу, если вы не можете на глаз определить…

— Нет, нет… не надо… никакую экспертизу… В оригинале есть опознавательный знак… Я всегда его ставлю, когда заканчиваю работу… Мне нужен… воздух… это все меняет… все исказилось… воздух…

— Какой знак? О чем?

Феликс неуверенными шагами попятился к двери и побежал по коридору мимо не успевшего договорить майора, по пути чуть не врезавшись в стоящего поодаль Макса.

— Это не мои картины. Все не мои… А майор, кажется, мне не верит… Ты тоже мне не веришь? Да, это правильно… Потому что я ничего не понимаю… так и есть… будто я где-то в потустороннем пространстве…

— Я верю.

— Выставка загублена… Что со мной не так? Почему все происходит настолько неправильно…

Макс крепко схватил Феликса за плечи и внимательно посмотрел ему в глаза, не без усилий пытаясь поймать его растерянный скользящий взгляд, уносимый неведомыми мыслями в иное измерение.

— Тогда давай ее спасем. И пусть от нее захватит дух даже у самых непробиваемых скептиков и критиков. Потому что… если что-то идет не по плану, значит можно придумать план получше.

Артем Поплавский прибыл на место одним из первых. По крайней мере, именно так он и считал, пока не увидел огромное столпотворение около входа, очередь к которому вполне могла конкурировать с поклонниками Apple, в предвкушении ожидающими новую модель iPhone в первый день продаж около брендовых салонов. Или приближающимся ажиотажем черной пятницы, когда даже самый холодный и промозглый ноябрьский день превращается в жизнерадостную латинскую фиесту.

— Наконец-то ты добрался, а я тебе даже дозвониться не мог, деньги на мобильнике закончились, что ли… — Тяжелая рука дважды постучала по спине Поплавского. Никита простодушно улыбнулся. — Здорово, Артемыч!

— Да… здорово… — Поплавский на автомате пожал руку, разглядывая подходящих гостей. — Давно тут?

— Минут двадцать где-то, поснимал пока толпищу, в тему пойдет. — Никита помахал массивным фотоаппаратом с выпяченным объективом. — Кстати, про тебя Косторович спрашивал, уже третий раз на дню. Говорит, тоже дозвониться не мог.

Поплавский настороженно достал телефон из кармана и присвистнул — экран предательски заявлял о четырнадцати пропущенных вызовах от восьми абонентов.