— Судоплатов. Слушаю, — чётко бросил он. На том конце провода негромко хохотнули:

— Это хорошо, что слушаешь, Павел Анатольевич, очень хорошо. Так слушай внимательно. Люди этого идиота Абакумова прошляпили американского агента прямо у себя под носом, надеюсь, тебе не нужно объяснять, что это значит?

— Никак нет, товарищ Берия, — Судоплатов сразу подобрался. В голове за секунду пронеслись тысячи комбинаций ответа на сложившееся положение, но исходных данных было слишком мало, и он осторожно поинтересовался:

— Кого-то по моему ведомству это зацепит?

— Да как сказать… Может, и нет.

Берия выдержал паузу, видимо сверялся с какими-то бумагами там, далеко, в своём кремлёвском кабинете. Потом неохотно продолжил.

— Хотя, нет, прибавило тебе абакумовское ведомство проблем, мне так кажется. Этот мальчонка, Фоменко, кажется, ведь из тех, что ты сориентировал на Аргентину, так?

Судоплатов замер.

— Так точно, товарищ первый заместитель Председателя Совета министров. Андрей Фоменко проходил по моему ведомству. Вы не ошиблись.

— Жаль, что не ошибся, — Павел Анатольевич не видел лица Берии, но представлял, как он, сидя за своим тёмным от времени столом, нервно перебирает пальцами листки донесений, лоб наморщен, тяжёлая складка пролегла между бровями. В круглых стёклах пенсне отблеск от лампы с зелёным абажуром. — Приезжай ко мне. Машина за тобой уже выехала.

Короткие гудки. Отбой.

Судоплатов положил трубку на рычаг телефона, присел на пуфик возле входной двери. Потёр лоб. Он, конечно, привык вот так, ни свет, ни заря вскакивать и устремляться куда-то по приказу командования, зачастую уже в поезде или в самолёте, натягивая парашют, узнавать подробности очередного задания. Но это касалось тогда его и только его. А сегодня на карту поставлены жизни его ребят, совсем ещё пацанов, которых судьба бросила в горнило схватки ведущих разведслужб мира. И из-за чьей-то нелепой оплошности их карьера может пресечься самым жестоким образом, так и не успев начаться.

В дверь негромко постучали. Павел Анатольевич встряхнулся, открыл замок, сбросил цепочку.

— Проходи, — бросил он личному водителю Берии, возникшему на пороге. — пойду, хоть наброшу на себя чего-нибудь…

— Не торопитесь, Павел Анатольевич, — водитель присел на освободившийся пуфик. — Лаврентий Павлович сказал, что можете даже позавтракать, если есть желание. Или заскочим в кремлёвский буфет…

— Буфет — это хорошо, — рассеянно бросил Судоплатов и отправился одеваться.

— Ну, что скажешь, Павел Анатольевич? — Берия сидел, тяжело сцепив руки на столе перед собой и непонятно смотрел сквозь стёкла очков. Судоплатов отложил листки донесений, потёр переносицу: от постоянного недосыпа голова шибко болела, особенно, когда приходилось вот так, ни свет, ни заря срываться с тёплой постели и нестись через пол города на начальственный зов.

— А что сказать? Смежники, как обычно, не торопятся делиться именами и паролями, так сказать. Я так и не сообразил, где именно Фома мог пересекаться с этим американцем? Да и американец ли он вообще? Ну, да, работает на ЦРУ, да, крутился среди богемы… И вообще, если уж люди товарища Абакумова его «пасли», то как смогли допустить, чтобы объект пересёк государственную границу это или головотяпство, или конкретный саботаж.

Берия картинно развёл руками и снова сложил их на столе.

— Если действительно интересно — я подам запрос в абакумовское ведомство. Мы на пороге серьёзной схватки с американцами за влияние в послевоенном мире. Все эти игры в ООН, альянсы — чушь, пускание пыли в глаза обывателям. Мы-то с тобой знаем, чего стоит «честное слово» американских президентов… Достаточно нарушение ялтинских соглашений по Германии вспомнить.

Судоплатов задумчиво кивнул. Потом произнёс, тщательно подбирая слова:

— Одного я не могу уразуметь, Лаврентий Павлович: где мои хлопцы моли пересечься с этим типом? Мы же их тёпленькими взяли, прямо из-под мамы-папиного крыла, можно сказать! Из ВУЗов — и в разведшколу. И проверяли со всем тщанием.

— Как говорят наши моряки, «…неизбежные на море случайности». Давай-ка лучше я действительно запрошу у Виктора Семёновича подробности, надеюсь, не откажет по старой памяти, так сказать.

Берия скупо улыбнулся, хмыкнул и Судоплатов, попытавшийся представить себе, как министр госбезопасности Абакумов будет мотивировать подобный отказ всемогущему «отцу атомной бомбы». Получилось плохо.

— Медлить не будем. У меня и других дел полно, поэтому сформулируй запрос прямо сейчас, подумай внимательно, сам знаешь: грамотно поставленный вопрос несёт в себе половину нужного ответа. Комнату я тебе выделю, твори. На всё про всё тебе — пара часов. Подашь мне — я подмахну. В Аргентине многое на карту поставлено. Досадно буде всё похерить из-за нелепой случайности.

Судоплатов поднялся:

— Разрешите идти?

Берия только махнул рукой, и Павел Анатольевич вышел в приёмную, где его уже поджидал новый, незнакомый пока ему полковник-ординарец Берии, готовый проводить в отведённый ему кабинет. Полный тревожных предчувствий, Судоплатов двинулся по кремлёвским коридорам.

Буэнос-Айрес, 24 декабря 1950 г.

Байрес сиял. Столица Аргентины готовилась встречать рождество. Праздничная иллюминация расцветила городские улицы, на ветринах магазинов, по такому случаю украшенных перемигивающимися гирляндами, радовали глаз миниатюрные «пасебре» или как их называли в старину в России — «вертепы», изображающие младенца Иисуса с его матерью. Девой Марией, и явившимися по зову Вифлеемской звезды старцами-волхвами. Картинка в разных исполнениях разнилась материалом и степенью достоверности фигурок, но неизменно оставалось одно — она несла в страну дух приближающегося Рождества.

Аргентина в праздновании этого события унаследовала по большей части итальянские и немецкие традиции. Будучи католической страной, она начинала потихоньку гулять с начала Адвента и продолжала до момента наступления Рождества. К тому же, праздник совпадал с окончанием учебного и рабочего года и начало летних каникул. Все это делало праздник не столько религиозным, сколько светским, сугубо коммерческим, когда особым спросом пользовались ёлочные украшения, свечи и всё, что только можно подарить своим близким в этот трогательный праздник.

Андрей, оказавшийся за границей впервые, жадно разглядывал венки из красных, золотых и белых цветов, украшающие двери домов, с восторгом отмечал редкие настоящие ёлки в распахнутых по причине жаркого дня окнах домов, украшенные ватными шариками, изображающими неведомый в этой стране снег. Неизменные «пасебре» красовались под ёлками, там же пристроились и коробки с подарками.

Тут и там зазывалы крупных магазинов в одежде «Папай Ноэля», — местного аналога русского Деда Мороза, спешили затащить припозднившихся покупателей в надежде сбыть хотя бы по дешёвке залежалый товар. Как правило, все их попытки оставались тщетными, люди стремились мимо, к станциям метро, трамваям, чтобы поскорее оказаться в семейном кругу и приступить, наконец, к празднованию Рождества. Иван, идущий рядом с приятелем, рассматривал всю эту предновогоднюю мишуру не то, чтобы снисходительно, скорее отстранённо. Он много читал