— Я готова. Пожалуйста, спрашивайте. — Ревенко опустилась на стул напротив Клюквина.

— Любовь Николаевна, голубушка! Если вы плохо себя чувствуете, мы можем перенести нашу беседу на другой день.

— И тогда вы вызовете меня на Петровку? — сразу вскинулась Люба, обдав непрошеного гостя коньячным ароматом.

— Ну, зачем же так грубо… И к тому же не на Петровку вовсе, а пока в районную прокуратуру.

— А, это все равно, — махнула рукой Ревенко.

— Не скажите… Будьте добры, еще кипяточку, пожалуйста. Славный у вас чай.

— Не морочьте мне голову! Спрашивайте, — Люба подвинула к нему чайник.

— Ну, если вы настаиваете… Пожалуйста. Расскажите мне о Лизе Чикиной.

— Боже мой! Да что рассказывать? — Ревенко схватила со стола сигарету, Клюквин предупредительно поднес зажигалку. — Спасибо. Хорошая была девочка, добрая, открытая. Талантливая… Много работала. Даже не представляю, кто бы мог…

— А ваш инцидент? Вы, кажется, собирались вчинить ей иск?

«Катька, мерзавка, прокололась. Больше некому. Или уже успели в моем столе порыться. Ну да ладно, пусть. Это даже хорошо».

Ревенко открыла холодильник, достала бисквиты, поставила открытую коробку на стол.

— Ну и что? Да, собиралась. Девочка сглупила и должна была за это заплатить. Такие фортели у нас в агентстве не прощаются. Иск — это обычная процедура в подобных случаях.

— Да, я наслышан, — как бы между прочим сказал Клюквин, но Ревенко поняла намек.

— А вы что же думаете, я позволю им пустить меня по миру и подорвать репутацию фирмы? — В ней проснулась начальница. Голос приобрел властные нотки, глаза заблестели. — Все до одного актеры, вступающие в агентство, подписывают стандартный договор, включающий пункт, запрещающий левые контракты. И Чикина не была исключением. Она прекрасно понимала, чем рискует. Тем более прецеденты уже были.

— Я в курсе. Вихрович, Богачева, Мокеенко, Былицкий…

— Ну, послушайте, какое отношение все это имеет к делу? А что касается Лизы… — Ревенко на секунду задумалась, как бы не решаясь продолжить. — Я ее пожалела… Я передумала.

— И поэтому вы вернули Бельчикова с полдороги? — невозмутимо спросил Клюквин.

— Что такое? Какого Бельчикова? Кто это? — учуяв подвох, Ревенко испугалась.

— Это ваш водитель, Бельчиков Игорь Валерьянович. Он показал, что по вашей просьбе в день убийства поехал за Чикиной, но с полпути вернулся, следуя вашему указанию.

— Господи боже мой! Да я знать не знаю его фамилии! Он работает всего ничего… — Ревенко вышла из-за стола и через полминуты откровенно вернулась с бутылкой.

— Хотите?

— Я, знаете ли, на службе.

— Ну и зря. А я выпью.

Она налила себе полную рюмку и залпом осушила ее. Коньяк обжег гортань, Любаня закашлялась, справляясь с рвотными позывами, но Клюквин успел запихнуть ей в рот обсыпанный сахаром ломтик лимона. Все обошлось. Она успокоилась и присела рядом со следователем.

— Извините. Да, он вернулся. И это правда — я отправила его к Лизе, чтобы он привез ее ко мне. Понимаете, я пожалела ее…

— Почему, если не секрет?

— Да какой там секрет… Просто в отличие от других не было в ней стервозности, такого, знаете, холодного расчета. По глупости вляпалась. Уж больно ей хотелось сниматься у Одноробовой. Спору нет, Татьяна Ивановна прекрасный режиссер, и роль была Лизина…

— Так в чем же дело?

— Это не входило в наши планы. На подходе совместный проект с французами, большой фильм, у Лизы была очень серьезная роль.

— Может, стоило сначала поинтересоваться у Лизы, где именно она сама хочет сниматься?

Ревенко изумленно выгнула правую бровь и постаралась объяснить как можно доходчивее:

— Александр Владимирович, вы, видимо, не понимаете нашей специфики. Их личные пожелания, конечно, учитываются, но решающего значения не имеют. У агентства имеются своя стратегия, обязательства, финансовый план, наконец. У Одноробовой на «Мосфильме» она за весь фильм получила бы столько, сколько у французов за один день. Высчитайте проценты агентству… Надеюсь, я понятно излагаю?

— Вполне.

— Так вот, я хотела поговорить с ней, все обсудить, найти компромисс, даже отменить иск. Я остыла, поняла, что перегнула палку. Ведь она очень перспективная актриса. Была… — У Ревенко навернулись слезы, она уже сама верила в то, что говорила.

Ее как-то поволокло, она скуксилась и горестно уставилась в окно.

— И что же вам помешало, Любовь Николаевна? — вернул ее к действительности Клюквин. — Почему вы вернули водителя?

— А ничего не помешало! — Ревенко стряхнула с себя наплыв чувств и мгновенно стала собой. — Просто заболела голова! Вы можете это понять?! Просто заболела голова! Иногда нормальным людям просто хочется подышать воздухом в парке!

— Любовь Николаевна, голубушка, пожалуйста, успокойтесь. Я все понимаю. Если хотите, я уйду.

Ревенко тяжело поднялась со стула, подошла к окну и посмотрела во двор — знакомая «девятка», все это время дежурившая под ее окнами, стояла на месте.

— Оставайтесь… Только все ваши вопросы, Александр Владимирович, сводятся к тому, что это я ее убила.

— Господь с вами, с чего вы взяли? Если мои вопросы вам кажутся жестокими, прошу меня извинить. Но, как вы сами понимаете, мы с вами не прогулку в Булонском лесу обсуждаем. Я вынужден…

— Нет, нет… Прошу вас, не сердитесь. Я могу по минутам расписать, где была в тот день. До обеда — дома, это может подтвердить моя секретарша, она мне звонила…

— Она вам или вы ей с мобильного?

— Ну вот вы опять… — Ревенко заплакала. — Ну сами подумайте, зачем мне ее убивать? Какой смысл? Она же несла золотые яйца…

— Оставим это пока. Давайте поговорим о Николаевой.

— О Николаевой?! Ха-ха-ха! — Ревенко вульгарно рассмеялась. — Да что о ней говорить? Шлюха, неблагодарная притом. Ей из училища была одна дорожка — на панель. Кроме смазливой рожи, никаких достоинств. А я из нее артистку сделала. И за всю мою доброту эта сучка спала с моим мужем! Я даже рада, что ее грохнули, поделом!

Ревенко вскинула глаза на пристально разглядывающего ее Клюквина и вдруг осеклась:

— Но это не я… Между прочим, пролетел огромный контракт, я теряю деньги. Мне невыгодно.

Клюквин выразительно молчал, давая ей время опомниться. Она и впрямь устыдилась своего цинизма и, отвернувшись, принялась за ноготь на большом пальце.

Через какое-то время Клюквин произнес:

— Любовь Николаевна, а вы знаете, что обе девушки были убиты с разницей в один день и к тому же одинаковым способом?