договору; в-третьих, путем войны. Лорды посоветовали, что и арбитраж пэров, и война слишком рискованны. Они предложили возобновить переговоры, а затем перешли к другим делам[165].

* * *

В громоздких дипломатических процедурах начала XIV века вряд ли можно было найти компромисс, не требующий воображения. На заре международных отношений правительства только начинали ставить свои отношения на регулярную основу, постоянно заниматься поддержанием дружеских отношений, а не делать это от случая к случаю и с опозданием. Не было постоянных посольств, которые бы изучали на месте надежды, страхи и меняющиеся настроения своих противников, и докладывали своим правительствам, где есть возможность для маневра, а где нет. Английские короли обычно держали в Париже небольшой штат юристов для ведения своих обширных дел в Парламенте, и в последнее время некоторые из них были англичанами. Но хотя на этих людей можно было положиться в том, что они сообщали о более публичных событиях, касающихся их господина, в остальном они были далеки от политических настроений французского королевского двора. Сами же французские короли не имели даже такой степени контакта со своими главными североевропейскими соперниками.

Вместо этого переговоры любой важности велись путем нерегулярной отправки "торжественных" послов. Под этим подразумевались величественные сановники, обычно епископы или крупные дворяне, сопровождаемые огромными свитами слуг и прихлебателей, а также небольшим количеством государственных чиновников, клириков-крючкотворов с мешками документов. Эти пышные мероприятия были необходимы в соответствии с традициями того времени и самолюбием правителей. Но обычно они были непродуктивной помехой хорошим дипломатическим отношениям. Их прибытие сопровождалось большой оглаской, и хотя они часто должны были передать как секретные, так и публичные послания, они редко оставались секретными надолго. Посольство, потерпевшее неудачу, терпело публичное унижение. Отказ был тем более унизителен, что он был нанесен на глазах у всего мира, да еще и таким высокопоставленным людям. Если бы связь между государствами была лучше, таких неудач можно было бы чаще избегать. Но новости распространялись медленно, а реакция правительств была еще медленнее. Торжественные посольства двигались в достойном темпе, в то время как события происходили быстро. Инструкции, которые нужно было готовить заранее, обычно были довольно узко очерчены. Если они оказывались неуместными, необходимо было получить дополнительные инструкции из дома. По этим причинам иногда предлагалось, чтобы важные дела велись конфиденциально клерками, которые могли ехать быстрее, не теряя лица и не истощая кладовые гостеприимных монастырей по пути следования. Но такие случаи были редки и требовали неловких извинений. Последствия для англо-французских отношений от такого способа ведения дипломатических дел были серьезными. Неразбериха и непоследовательность, непреднамеренная бестактность и несвоевременная неуступчивость, которые привели инцидент в Сен-Сардо к войне, во многом объяснялись полным незнанием Эдуардом II того, как мыслит его дорогой кузен во Франции. Оба правительства должны были совершить подобные ошибки в 1330-х годах по схожим причинам.

Из-за исчезновения большинства архивов средневекового французского правительства трудно сказать, был ли кто-то, кому поручалась постоянная функция наблюдения за развитием отношений короля с иностранными державами. Отдельные королевские советники привлекались для дипломатических миссий от случая к случаю. Никто из них не занимался постоянно Англией или даже иностранными делами. В первые несколько лет правления Филиппа VI его главными советниками по отношениям с Англией были два высокопоставленных церковных прелата: Андреа Гини, епископ Арраса и Турне, и Пьер Роже, аббат Фекампа, а затем архиепископ Руана. Гини был флорентийцем, гражданским адвокатом, который прошел свой путь через финансовую службу французского правительства. Во время Войны Сен-Сардо он был личным секретарем Карла IV. Однажды, осенью 1323 года, он побывал в Англии, чтобы пригрозить Эдуарду II конфискацией Аквитании, и получил от Эдуарда II грубую отповедь. После этого он принимал участие в каждом значительном дипломатическом обмене между двумя странами до 1334 года[166]. Пьер Роже, получивший очень похожий отпор от королевы Изабеллы в 1328 году, был более значительной фигурой, и его лицо, вероятно, было наиболее знакомо последующим английским послам. Он был теологом и в свое время известным оратором, которого часто использовали в качестве публичного представителя взглядов французского правительства. В памятный случай в зале аудиенций папского дворца в Авиньоне ему выпало выступить с протестом от Франции в начале Столетней войны, что он сделал убедительным и красочным языком[167]. Это была пропаганда, причем пропаганда во время войны, которую вел верный слуга французского государства. В то время, когда войны еще можно было избежать, Пьер Роже выступал за компромисс, но ему оппонировали другие, на чьи суждения сильнее повлияли формальности закона и гордость. Кроме того, он был практикующим епископом, а не постоянным королевским чиновником, и у него были другие заботы, даже когда он находился при дворе. Пьер Роже занимался дипломатическими вопросами по мере их возникновения, а затем переходил к другим делам.

Английских королей обслуживали несколько лучше. Хотя в правительстве не было департамента, специально занимающегося иностранными делами, несколько отдельных клерков канцелярии были почти постоянно заняты тем, что решали проблемы короля за границей. Примерно с 1304 года до начала Столетней войны чиновник, известный как Хранитель процессов и меморандумов, отвечал за накопление, сохранение и каталогизацию большой коллекции документов, касающихся проблем Аквитании и отношений Англии с Францией. Несмотря на свое непроизносимое название должности, этот человек был гораздо больше, чем архивариус. Элиас Джонстон, занявший эту должность в 1331 году, был хранителем в течение двадцати пяти лет, а до этого был клерком при своем предшественнике. Этот безмерно терпеливый, глубоко пессимистичный, довольно близорукий человек консультировал королевский Совет при каждом кризисе англо-французских отношений. Он писал многочисленные и порой проницательные резюме дипломатических проблем, составлял инструкции для большинства важных посольств и сопровождал не малое их число лично[168]. На более низком уровне бюрократического аппарата те же самые долго служившие клерки постоянно появлялись в качестве авторов отчетов, подготовленных для Совета или Парламента, в качестве сотрудников английских посольств во Франции, а иногда и в качестве самостоятельных дипломатических агентов. Это были настоящие эксперты, которые сделали многое для преемственности английской внешней политики в течение трех десятилетий внутренних беспорядков.

Однако при всей своей компетентности эти люди обладали серьезным недостатком, который был характерен как для английской, так и для французской дипломатии. Они были юристами изучающими прецеденты и формы. Они обладали энциклопедическими знаниями о древних и сложных территориальных спорах Англии и Франции. Они следили за тем, чтобы послы были проинформированы о точном юридическом статусе конкретных замков в Ажене, о правильном методе создания совместных комиссий по расследованию, об императивных исключениях, которые могут быть сделаны для разбирательства в Парижском Парламенте, о дипломатической истории каждого пункта Парижского и Амьенского договоров и деталях каждого оммажа, который английский король когда-либо приносил французскому. В некоторых