Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни за что! — воскликнула Джейн, которой страх придал смелости. — Ведь это его рук дело, и искать встречи с Сесилом — полное безумие!
— Да, безумие. Ему самому ничего подобного не придет в голову, потому-то он меня и не ждет. И по этой же причине его светлость недостоин называться сыном своего отца. Сесил плетет заговоры, подсыпает яд и подсылает убийц, но он очень осторожен и свято верит, что все люди являются более дешевой копией его самого. Милорд теряется, когда приходится иметь дело с человеком, совершенно на него не похожим и имеющим другой образ мыслей.
Грэшем отправился к Сесилу в сопровождении Маниона и еще четверых слуг. На сей раз Генри поехал в тяжелой, громоздкой карете, купленной еще его отцом, которой сам он пользовался крайне редко. Когда это чудовищное сооружение катилось по дороге, все ухабы и выбоины казались гораздо глубже, чем на самом деле. Такой транспорт годился лишь для стариков, занятых нанесением визитов, или благородных дам, которые отличались неумеренной упитанностью или слишком хорошим воспитанием, для того чтобы ходить пешком или ездить верхом. Грэшем всей душой ненавидел эту уродину, однако толстые стены и массивная конструкция превращали ее в настоящую крепость на колесах, очень удобную для обороны в случае неожиданного нападения.
Человеку вроде Сесила, отличавшемуся имперскими замашками, полагалось жить во дворце. Грэшем с трудом пробрался в переднюю. Он знал, что теперь, когда король возвратился с охоты в окрестностях Оксфорда, благополучно уничтожив всю живность, которую удалось найти в Ройстоне, Сесил сидит в центре сплетенной им паутины. Толпа подающих надежды молодых людей томилась, желая получить аудиенцию.
Грэшем подошел к писцу, который важно восседал за столом, словно маленький божок.
— Государственный секретарь и главный советник его величества слишком занят и не принимает посетителей без предварительной договоренности, — пренебрежительно фыркнул писец, глядя на Грэшема сверху вниз. — Впрочем, если вы настаиваете, я передам ваше прошение, — добавил он, всем видом показывая, что эта бумага никогда не окажется перед взором его светлости.
Во взглядах остальных просителей, устремленных на Генри, будь то старик в потрепанной одежде со связкой ветхих бумаг или светский щеголь, одетый в шелка и атлас, читалась тревога. Люди затравленно озирались по сторонам, и сама комната была пропитана страхом, отчаянием и безнадежностью.
Грэшем наклонился и что-то прошептал писцу на ухо, после чего его брови медленно поползли вверх и едва не слились с прической. Главный писец главного советника его величества поспешно затрусил к двери, охраняемой часовым, и неуверенно постучался. Вскоре он вышел, и, казалось, его волнение усилилось еще больше. Поклонившись Грэшему, писец проводил его в приемную Сесила. Манион остался ждать в передней, с невозмутимым видом наблюдая за происходящим.
Сесил был в кабинете один. Не исключено, он поспешно спровадил одну из своих красоток, но скорее всего милорд проводил время в компании ирландских менестрелей, чью дикую и неистовую музыку он обожал. За массивными дорогими портьерами можно спрятать множество потайных дверей. Для Грэшема всегда оставалось загадкой, как человек с уродливой черной душой способен быть тонким знатоком и ценителем искусства и музыки. Впрочем, похоже, его светлость проводил время в одиночестве. Просто Сесил любил, когда люди томятся в ожидании, и наслаждался страхом и отчаянием толпы просителей у дверей его кабинета, как будто очередной отказ в аудиенции лишний раз подтвердит неограниченную власть, которую он получил.
Обстановка в приемной резко отличалась от комнаты, где Сесил принимал своих шпионов. Здесь все утопало в роскоши, и одни портьеры стоили целое состояние. Сквозь многостворчатые окна яркие лучи солнечного света падали на богатый полированный стол посреди комнаты, во главе которого в огромном резном кресле сидел Сесил. Как обычно, перед ним лежала груда бумаг, и Грэшем никак не мог понять, зачем они нужны человеку, обладающему самой цепкой памятью в королевстве. По обе стороны стола стояли резные дубовые стулья в тон креслу, а в дальнем конце сиротливо пристроился стул попроще. Вокруг комнаты также стояло около двадцати других стульев, за каждый из которых можно было купить все имущество мелкого землевладельца. Намерения Сесила не вызывали сомнений: одинокий жалкий стул подчеркивал ничтожество просителя, а остальная роскошная мебель говорила о том, что в кабинете встречаются могущественные люди, принимающие решения, от которых зависит судьба всей страны.
Просителю предназначалось место в дальнем конце стола, где от главного советника короля его отделяло огромное пространство, заполненное сияющим полированным деревом. Грэшем никогда не подчинялся приказам, в какой бы форме они ни отдавались, и поэтому сразу же направился прямо к Сесилу.
В глазках-буравчиках промелькнул страх. Или Генри показалось? Трудно сказать… Проклятый стол был очень длинный, а Сесил сидел слишком далеко от двери.
Грэшем не спеша прошел через всю комнату и с небрежным видом уселся на стул рядом с главным советником, как будто для дружеской беседы. При этом он демонстративно отложил в сторону ножны со шпагой.
— Садитесь, — тихо предложил Сесил, делая едва заметный жест рукой, хотя Грэшем уже давно обосновался на стуле.
Главный советник ничем не выдал гнева или раздражения при виде человека, которого приказал убить и который сидел сейчас рядом с ним живой и невредимый.
— Благодарю, милорд, — любезно ответил Генри.
Наступило долгое молчание. Грэшем с невозмутимым видом терпеливо ждал. Не отводя взгляда, он смотрел в непроницаемые черные глаза Сесила, и на его лице играла добродушно-насмешливая улыбка.
— Полагаю, вы хотели меня видеть? — первым нарушил молчание Сесил.
— В самом деле? — искренне удивился Генри. — Простите, милорд, со мной неоднократно пытались пообщаться ваши слуги, и я решил, что приглашение исходит от вас. Возможно, вы желаете услышать новости о своем старом друге сэре Уолтере Рейли?
— Мои слуги? — удивился, в свою очередь, Сесил, пропуская мимо ушей насмешливое замечание по поводу Рейли. Он знал о теплых отношениях между Грэшемом и самым знаменитым узником Тауэра. — Вы меня удивляете, сэр Генри. Я не посылал к вам своих слуг. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
«Нет, ты просто подослал шайку головорезов, чтобы убить меня. Впрочем, их вполне можно назвать твоими слугами».
— Истинная правда, милорд, — сказал Грэшем вслух. — Упомянутые слуги не воспользовались своим правом переговорить со мной.
— Вот это меня и удивляет. Каким образом вы узнали, что неизвестные безмолвные создания являются моими слугами? Вы уверены в своих подозрениях? Мой гнев обрушится на каждого, кто, не имея на то законных оснований, рискнет представить себя слугой главного советника его величества.
«Вот ты и совершил первую ошибку. Не следовало для пущей важности упоминать свои звания и регалии», — подумал Грэшем.
— Меня это не сильно беспокоит, милорд.